Восшествие на престол Мануэла I изменило все. Поэт Гарсиа де Резенде, который служил пажом короля Жуана II и стал доверенным лицом его преемника, подвел итог этой трансформации:
Новый король был, по большинству расчетов, следующим по порядку наследования, хотя его предшественник сделал все возможное, чтобы этот порядок максимально запутать; однако иностранная поддержка и искусный подкуп сделали свое дело. Король получил прозвище Счастливый, и счастье сопутствовало ему в обоих значениях. Ряд династических инцидентов – трагедии на поле боя, во время охоты, политические убийства – привел к устранению соперников, а заодно и сделал его самым богатым человеком во всей Португалии[99]. Личное состояние Мануэла и то искусство, с которым он управлял деньгами, наполнило сундуки королевской казны. Мне вспоминается случай из детства Р. У. Сазерна: в школе он написал сочинение, в котором утверждал, что Генрих VII был «первым бизнесменом у власти в Англии… Конечно, – добавил он, – я был не прав, но в тот момент я стал историком».
Мануэл был если и не бизнесменом, то вполне по-деловому настроенным королем, склонным извлекать прибыль и сокращать расходы. Он взял себе титул «властителя коммерции», который традиционно настроенный монарх мог бы счесть оскорблением. Новый король в прямом смысле жил над лавкой: королевские покои располагались над Каса-да-Индия – складским и бухгалтерским помещением, куда стекались все товары из Индийского океана. Мануэлу принадлежала пятая часть всех доходов от бурно развивавшейся сахарной промышленности Мадейры[100]. Унаследованные им доходы от герцогств Бежа и Визеу и доля гроссмейстера самого богатого португальского рыцарского ордена позволили Мануэлу значительно увеличить свой двор. Расходы на его содержание существенно выросли. Он выплачивал пенсии уволенным со службы, и за первые три-четыре года его правления расходы короны увеличились более чем вдвое – до 16 миллионов реалов. В целом за время правления Мануэла количество молодых людей при его дворе выросло со 140, что было близко к официальным лимитам, установленным обеспокоенными налогоплательщиками в кортесах, до более 400. В самой же дорогостоящей категории придворных рыцарей, входивших в королевский совет и, как правило, получавших более 50 000 реалов в год, произошло практически четырехкратное увеличение[101]. Но король мог это себе позволить.
Эта стратегия пользовалась большим успехом у европейских монархов того времени. Набирая себе пажей и удерживая знатную молодежь при себе так, чтобы они оставались под наблюдением и в прямой зависимости от короны, монархи могли осуществлять над ними контроль. Знатные отпрыски, выросшие среди принцев и принцесс, гарантировали будущее сотрудничество и нынешнее подчинение своих родителей, фактически являясь заложниками. Однако такая ситуация устраивала обе стороны: знать могла сэкономить средства, а их дети могли попасть в фавор к монархам. Монархи же получали то, что современные политологи именуют рычагами влияния. Молодые дворяне получали выплаты – так называемые морадии, которые еще теснее связывали их с короной. Эти выплаты выделялись в приблизительном соответствии с представлениями королевских чиновников о том, чего стоит поддержка той или иной дворянской семьи. Знатная молодежь ужинала в компании короля – их сажали по старшинству за параллельными столами, как в школьных или университетских столовых. Они преломляли с королем хлеб-соль, тем самым воздавая символический долг почтения. Им выдавалось оружие и платье на сумму, превышающую их содержание. Финансовая зависимость выстраивала между ними и королем практически нерушимые узы.
97
«A corte de Portugal / Vimos bem pequena ser / Depois tanto enobrecer / que nao há outra igual / na Cristandade a meu ver» Miscelânia, цит. по
100
A. Disney, History of Portugal and the Portuguese Empire, 2 vols. (Cambridge: Cambridge University Press, 2012), 2:89.