– Здесь отличный, фробургской работы, замок…
Наверху наступила обманчивая тишина – должно быть, неизвестный пришелец насторожился и вытащил меч.
– Сейчас или никогда…
Бенинк работал с блеском. В этот критический момент взломщик превзошел себя – он обрабатывал замок, не совершая при этом ни единого лишнего движения. Любимая работа наложила на внешность альвиса печать утонченного, светлого вдохновения – так мерцают радостью лица поэтов.
– Скорее, Бенинк! Или мы погибнем.
– Почти готово… Сейчас. Вот.
Замок хрустнул, альвис принялся собирать и бережно укладывать отмычки.
– Толкните дверь и забирайте вашего Хрониста.
Ладер распахнул тяжелую створку, посветил факелом и замер на месте, пораженный. Обитатель темницы ничуть не походил ни на мифического Адальберта – беглого мужа Магдалены, ни на ученого книжника, ни на Вольфа Россенхеля – предполагаемого друга фон Фирхофа. В круге света, привстав на четвереньки, возился и чертыхался потный, грубого вида, посаженный на прочную цепь волосатый толстяк:
– Не смей зашухарить, Бенинк, а ну, снимай с меня браслеты!
– Небесный Гром! А это кто такой?
– А это опять он – беглый разбойник Шенкенбах…
– In propria persona[25]… ради этого куска греха мы рисковали и трудились?! Вот она – глумливая гримаса несправедливости!
Шаги неизвестного грохотали по винтовой лестнице, эхо в ужасе металось под сводами подземелья.
– Дьявол с ним, с Шенкенбахом! Бежим!
– Куда?
– Выход здесь один – прорвемся, нас трое, не считая Фирхофа. Неужели мы не справимся с одним-единственным противником?
– А это смотря с кем…
Противник явился немедленно. Прямо перед четверкой беглецов, загораживая тесный коридор, светя факелом в левой руке и держа в правой обнаженный меч, стоял собственной персоной разъяренный Клаус Бретон:
– Отличные дела. Здесь и так довольно света…
Ересиарх бросил факел под ноги румийцу и встал в позицию, держа наготове меч:
– Ну, кто решится первым? Или предпочитаете атаковать скопом одного? Давайте, меня устраивают любые условия…
– Ох, все святые праведники… Его-то нам и не хватало, – простонал в отчаянии фон Фирхоф.
– Я гильдейский вор, я не нанимался драться с сумасшедшим, – заявил благоразумный Бенинк.
– Я ученый, – отрезал румийский кир.
Хайни вытащил дешевый меч.
– Не всегда приятно отрабатывать жалование, которое, к тому же, нам не платили с прошлогоднего дня святой Катерины… Эй ты, еретик, не расшатывай устои Империи, матушку твою регинвальд!
Возмущенный оскорблением Бретон, не медля, сделал выпад. Меч-полуторник сверкнул и ужалил, лезвие со свистом распороло наемнику рукав латной куртки, Ладер не успел парировать, зато вовремя отскочил и попытался контратаковать – бесполезно. Меч Бретона словно бы непринужденно выстраивал стальную стену – любой удар Генриха наталкивался на блоки и отводы. Ладер, не слишком искусный в фехтовании, едва успевал избегать обходящих ударов.
– Это дьявол во плоти, а не человек… Против него недолго продержишься…
– К черту честные правила! – заявил Бенинк и погасил свой факел. – Смываемся в темноте.
Румиец немедленно последовал его примеру и полностью загасил огонь. В подвале воцарилась глухая, непроглядная тьма. Горестно взвыл скованный Шенкенбах. Клаус, потеряв противника, против собственного обыкновения выругался в неподобающих духовной персоне выражениях и на всякий случай добавил:
– Трусы.
– Лучше быть живым трусом, чем героем мертвым и немым…
Сумятица в подвале достигла крайней степени. Бретон попытался наугад рубить мечом – его выдавал свист стали. Ладер не отвечал, опасаясь задеть друзей. Кир Антисфен, подхватив Людвига, потихоньку пробирался к выходу, он, кажется, уже достиг нижней ступени винтовой лестницы.
– Чего вы медлите?! Скорее сюда, Бенинк!
Покинутый всеми Шенкенбах, используя изощренное арго, грубо сетовал на жизнь. Беглецы на ощупь карабкались по лестнице. Клаус, спохватившись, двинулся следом, но ему пришлось убрать оружие в ножны – подъем по крутой лестнице в полной темноте требовал свободных рук. Отсвет костров с крепостного двора проникал в дом и озарял верхние ступени. Одурманенный наркотиком часовой мирно спал, не обращая никакого внимания на брань, крики, пинки и лязг битвы.
Таким путем люди императора выскочили во двор, и Бретон уже почти настиг их, и окна казармы до сих пор светились – похоже, ученый диспут пребывал в самом разгаре.
– Измена! Здесь псы Трибунала! К оружию, братья! – закричал догадливый ересиарх.
Этот призыв возымел магическое действие. Мигом распахнулись все двери – возбужденная толпа хорошо вооруженных еретиков, забыв о разногласиях, хлынула во внутренний дворик форта.
– Бей их! Смерть собакам!
Стража ворот решительно выставила пики, не позволяя беглецам ускользнуть, и Ладер заметался, отражая сразу множество неумелых, но сильных ударов.
– Может, имеет смысл сдаться Бретону? – предложил фон Фирхоф, – В конце концов, я не такая уж большая ценность, чтобы из-за меня погибали трое друзей. К тому же, лучше иметь дело с одним более-менее умным фанатиком, чем с целой их ватагой. Я знаю Клауса, он успокоится через несколько минут, быть может, попытается меня поколотить, но не убьет – я нужен ему для честных политических махинаций.
– Поздно, господин Людвиг… – растерянно отозвался Хайни. – Он и вмешаться-то не успеет. Раньше нас убьют эти взбесившиеся богословы…
Альвис помалкивал и держался чуть в стороне, с кошачьей ловкостью избегая ударов, кажется, он испугался менее всех.
– Чего вы ждете, Бенинк, чуда?
– Чудеса приключаются, когда их хорошо подготовишь. Пробивайтесь к воротам, зажмите носы. Сейчас начнется кое-что…
Возбужденная дискуссией о природе противостояния добра зла, а также последующей свалкой, компания богословов уже заполонила двор, многие геройствовали, не понимая сути событий, другие из-за многочисленности мешали друг другу, только затрудняя расправу. Две сотни ног топтали прах и мелкий песок площади. Летучая пыль, взбитая бесчисленными шагами, тонким облаком поднялась на воздух, а вместе с нею – мелко молотый порошок всего час назад рассыпанный альвисом из заветного красного мешочка…
– О, священные стены Рума! – ахнул кир Антисфен и закашлялся.
– Это еще не все. Бегите к воротам, не думайте про стражей, им сейчас станет не до воинского рвения…
Пустившийся в лет порошок делал свое дело. Сначала громко чихнул щуплый старичок – противник телесного зла. В ответ раздался громовой чих его оппонента – дюжего телом рыцаря. Едкое облако ело глаза, вызывая обильные, теплые слезы. Припозднившиеся любители драки, выскакивая из казармы, осведомлялись, в чем дело, и, не получив ответа, присоединялись к плачущей толпе. К несчастью, этим дело не ограничилось – коварный прах проникал под одежду, оседал на ладонях и шеях. Распаленную толпу постепенно охватывал нестерпимый зуд. Одни еще стеснялись вольно чесаться, другим было уже все равно. Охрана ворот побросала пики, чтобы освободить руки. Никто более не ругался, не молился и не призывал к оружию – берегли дыхание для занятий иных. Воодушевление и азарт сменились полной растерянностью, а потом стало и вовсе не до размышлений, в пляшущем свете факелов заметались угловатые тени – силуэты яростно скребущих себя людей.
Среди полной сумятицы нашлась только одна персона, которая чудесным образом избегла общей участи – Клаус Бретон с отлично заточенным мечом в руке, прыгая через тела скорчившихся на земле товарищей, неотвратимо догонял беглецов.
– Все бесы ада! На него даже зуд не действует…
– Подобное излечивается подобным… Вот что значит, человек помешанный на идее!
– Стой, Фирхоф! – мгновенно отозвался ересиарх. – Стойте, не бегите, я не трону никого, если вы немедленно вернетесь сами.
– Как бы не так, – проворчал Ладер, – меня тоже зацепила эта штука. Зудит так, что хочется опрометью бежать. Эй, Бенинк, в вашей берлоге найдется, чем помыться?