Спецназ клином прорезал толпу и выстроился перед палаткой.
– Что здесь происходит?!
– Давить тварей! – Здоровенный круглолицый старшина из первых рядов с перекошенным лицом заорал прямо в редкую цепочку спецназовцев. – Давай сюда этого щенка из Луговых. Мы его папе вернем, как они наших. Гнусь зеленая, мать его… через колесо два раза… и в дыхло…
– На куски…, порвем и сожрать заставим, – вылез кто-то мелкий и вертлявый.
Толпа зашумела и придвинулась.
– Как безоружных резать, так они первые…
– Че он там отсиживается? Папы небось нету?
– Давай его сюда.
– Дава-а-ай, пса трусливого…
И когда ты думаешь, что проблема уже выросла дальше некуда, она всегда, всегда, становится гораздо больше. Полог палатки отодвинулся – и перед бушующей толпой предстал тен-таль Каллимо собственной персоной. С яростно горящими глазами, готовый отстаивать родовую честь до конца:
– Я здесь. Вы звать меня, люди?
Несмотря на серьезность ситуации, Точилинов чуть не выпучил глаза: он и предположить не мог, что Каллимо хоть слово понимает по-русски.
Сзади маячили два растерянных солдата из роты охраны, сжимающие в руках бесполезные гранаты.
Шум за парусиновой стенкой придвинулся. Отчетливо стали слышны яростные крики и обещания расправы.
– Серега, посмотри, что там происходит, – обеспокоенный старший сержант роты охраны УПМ, мотнул головой в сторону выхода.
Второй солдат, находившийся рядом с аталь, высунул голову, выясняя у караульного причину происходящего.
По инструкции, пленного аталь, находящегося в Зеленом Лепестке, перемещали либо в бессознательном состоянии, либо увешанного ограничительными амулетами и в сопровождении двух охранников. Каждый из них держал в руке гранату с выдернутой чекой. Ничего умнее принципа «мертвой руки» придумать не получалось – аталь на три головы превосходили людей в магии. Вот и сейчас два охранника сопровождали Каллимо, и не столько охраняли его, сколько следили, чтобы он не начал плести магические узоры.
– Хрень какая-то, – Серега влез обратно. – Толпа сюда бежит, все руками машут. Чего случилось?
– Сидим, – определил старший.
Крики за стенкой палатки тем временем становились всё громче. Отчетливо стало слышно, как кто-то требует от караульного выдать им пленного аталь, чтобы разорвать его. Старший покосился на пленника. Тот не сдвинулся ни на сантиметр, но побледневшее лицо ясно показывало, что он что-то слышит и понимает. Это было странно, до этого аталь никак не выказывал своих способностей к языку людей. Но осмысление требовало хоть какого-то времени, а сейчас явно было не до этого.
– …его, как они наших порезали… – донеслось снаружи. – Гниль зеленая, тварь трусливая.
Каллимо дернулся вперед.
– Сидеть, – старший выставил вперед руку с гранатой. – Не двигаться. Дернешься – взорву.
Каллимо посмотрел на него безумным взглядом:
– Ты думать, человек, я не знаю своя честь?
Охранники вздрогнули. Понимающий с пятого на десятое Каллимо еще как-то соотносился с реальностью, но говорящий мелодичным голосом, он оказался полной неожиданностью, до этого он не произнес на русском ни звука.
– Ты думать, я боются? Кого? Тех людей, меня резать? Я, тен-таль Каллимо? Тен-таль Фириен Заль? Я говорить с них. Ты, не боются. Не будет хальер, говорить.
Он поднялся. Верхняя губа приподнялась, выражая крайнюю степень презрения к червякам, осмелившимся угрожать аталь.
– Сядь, – железным голосом произнес старший. – Тебя там не хватало. Так управимся. Вон и командир пришел, щас разберутся.
– Что здесь происходит?! – донесся снаружи знакомый голос Точилинова.
– Давить тварей! – Истеричный крик резанул по ушам. – Давай сюда этого щенка из Луговых. Мы его папе вернем, как он наших. Гнусь зеленая, мать его… через колесо два раза… и в дыхло…
– На куски, ……, порвем и сожрать заставим! – тонкий голос вторил ему.
Каллимо побледнел еще больше и подался вперед.
– Сидеть, – уже не церемонясь, толкнул его в грудь старший. Но с таким же успехом он мог разговаривать с палаткой, аталь продолжал подниматься.
– Взорву, на хрен, – второй охранник схватил аталь за руку и сунул в лицо гранату.
– Если ты показать это, – Каллимо усмехнулся железному шарику, – то взрывать. Не говорить – делать.
И неожиданно легко поднялся, потащив за собой обоих охранников.
– Мое слово честь. Нет хальер, только говорить, – Каллимо было не остановить, аталь действительно физически были намного сильнее.
– Как безоружных резать, так они первые… – надрывались голоса снаружи.
– Че он там отсиживается? Папы небось нету?
– Давай его сюда.
– Дава-а-ай, пса трусливого…
Каллимо откинул полог палатки:
– Я здесь, вы звали меня, люди?
С таким подарком судьбы Семен не знал что и делать. От неожиданности он просто растерялся. А толпа напирала. Злые глаза впились в дурачка, решившего сыграть в благородство.
– А-а-а! – заверещал вертлявый. – Вот он, сучий потрох. Давай сюда, к нам, мы тебя оприходуем.
– Мужики, вы чего? – Один из спецназовцев вспомнил сам и решил напомнить другим, что они вместе. – Чего делим-то? Он свое получит. Не сейчас, так потом. Задание у нас, не понимаете?
– Вот ваше задание, – мелкий поднял над головой фотографию. – На деревьях висит. Так, мужики? – Он повернулся к остальным, и толпа дружно заревела.
Краем сознания Семен отметил, что толпа становится всё больше. Люди подбегали со всех сторон. «Да где же командиры-то?» – мелькнуло в голове у Точилинова. И не у него одного.
– Никто про субординацию не забыл? – возвысил голос командир спецназа. – Где командиры?
Мелкий заводила толкнул в бок круглолицего старшину, тот заревел обиженным быком:
– Мы со своими командирами сами разберемся, щенка сюда давай.
Дышащий ненавистью строй придвинулся ближе. И не лавочники какие-то – воины. Не один раз смерти в глаза заглядывавшие. Спецназ, на что ребята тертые, и те назад немного подались. Один Каллимо остался стоять, где стоял. Один. Против толпы.
«Да какой толпы? Это же свои. Наши ребята. Что с ними? Как их остановить?» Пока это всё мелькало в голове у Семена, тело сделало все само. Шаг вперед, и он встал вровень с пленником. Еще полшага – и он впереди. Теперь он один на один с толпой. Нет, не с толпой уже: если они еще не вспомнили, что они солдаты, то скоро вспомнят. И только эти двое… Нет, не двое, старшина тоже валенок тот еще. Воду мутит только мелкий. Кто ж тебя обидел, родной? Чего ж ты так подпрыгиваешь? Семен присмотрелся. Парень как парень, ничего особенного. Ну, жилистый, верткий, невысокий. Маленькие, близко посаженные глаза, горящие лютой ненавистью. Обидели тебя аталь? Так они всех обидели. А мне этот пацаненок очень нужен – нет, не отдам. Извини, брат. Калечить тебя я не буду, не заслужил ты, а вот проучить, чтобы впредь на рожон сам не лез и других не подбивал, нужно.
Если бы этот вертлявый отсиживался сзади, толкая под раздачу других, Семен бы и не задумался ему чего сломать, но раз сам впереди идет, то не заслужил он, нет, не заслужил.
– Назад, товарищ солдат. Или присягу забыли? – раздельно и четко, с явной угрозой произнес Точилинов, глядя прямо в глаза вертлявому. – Приказ слышали? Выполнять.
Так, и только так. На ничего не соображающую толпу только и действует спокойный уверенный тон. Или не действует.
– Да пошел ты, полковник, – разухабисто выкрикнул мелкий.
Все, точка фокуса. Если сейчас не отреагировать, они бросятся, Семен остался один перед последним рубежом. Так, где линия? Черт, и ведь попрактиковаться-то толком не получилось ни разу. Ну что ж теперь делать? Вот заодно и попрактикуешься.
– У-а-а, ай-я-й-я-й!!! – Мелкий завертелся волчком, пытаясь сбросить с головы залепившую лицо тварь, похожую на паука. Семен смотрел – и сам не верил. Получилось, в первый раз получилось! «Ага, – раздался в голове противный смешок, – на своем. С почином вас, Семен Алексеевич, так сказать. Что дальше?»
– Все назад! – Пока Точилинов копался в себе, спецназ не дремал. – Кто подойдет, то же самое будет. Командиры где?