– Прискорбно, – в голосе герцога не было жалости. Он просто отметил, что люди пропадают в море и такое случается довольно часто. – Но, как уже сказал мой помощник, даже со всеми своими заслугами на роль штурмана ты не подходишь.
Авика набрала больше воздуха. Она уже собралась выпалить новую историю, как Натан Виару продолжил:
– Можешь быть пороховой обезьянкой.
Лысый снова засмеялся, троица из академии его поддержала, и только рыжий не разделил веселья.
– На минуту, – прошептал он Натану. – Мы не берем с собой баб и детей. А этот… как два в одном.
– Успокойся, Лис, – едва слышно ответил герцог. – Посмотрим, что будет на «Стремительном», а там уже станем решать, кого брать, а кого нет. Пороховые обезьяны и Марку нужны, а если мальчонка себя проявит, то сможет быстро дослужиться до хорошего места. В Польвару не часто заходят такие корабли. Дай ты ему шанс. К тому же я видел его отца, и если малый хоть немного на него похож, то у Марка вырастет великолепный член экипажа.
Имя Лис подходило помощнику герцога как никому другому. Со своей рыжей копной волос и заостренным, немного вытянутым вперед лицом, он действительно был чем-то похож на лису. Авика отметила, что если бы ни уродливый шрам, то в каждом портовом городе его бы ждал десяток женщин. Да и на вид квартирмейстеру было не больше тридцати, выправка и осанка выдавали в нем офицера, а движения – представителя знати. И только охрипший голос, шрам и имя не вписывались в эту картину.
Проглотив свое недовольство, Лис вернулся к рядам. Нужно отдать должное выдержке квартирмейстера – по сути, если он принял решение «против», то герцогу не стоило его оспаривать, а тем более при будущих членах экипажа. Но даже понимая всю неприятность ситуации, Лис не начал высказываться в адрес Натана Виару, он только сжал зубы и прошипел:
– К лодкам. Следующий.
Большая удача, которая бывает лишь раз в жизни. По такому случаю впору закатывать пир и заказывать грога или рома на все сто гелатов. Несомненно, кто-нибудь так и сделает. В какой-нибудь таверне, в далеком порту, получив свое первое жалование. Даже должность мальчика на побегушках, который будет подносить порох во время сражения, и убирать, пока герцог занят картами, не могла уменьшить радости от найма на тевирийский галеон.
Не стесняясь своего счастья, Авика подошла к троице у лодок. Одно только выражение их лиц стоило обрезанных волос и неудобной повязки на груди.
– П-п-поздравляю, – заикаясь произнес Уайт, юноша с черными как смоль волосами и кожей темнее, чем у любого польварца, и протянул руку. – Б-будем с-служить вместе.
Авика хотела было показать характер, отойдя от слащавых выпускников подальше. И, несомненно, она бы поступила так в любой другой ситуации, но теперь им шесть месяцев придется провести вместе в деревянной тюрьме среди открытого моря. К тому же Уайт из всей троицы казался самым милым, а его характеру могли бы позавидовать даже ее братья: выйти из морской академии, да еще и попасть на торговый галеон с такой речью, видимо, напыщенность – это далеко не все, чем может похвастаться троица. Она пожала руку Уайту, а следом Сэту и самому разговорчивому из них – Дэвери. В конце концов, это не королевские фрегаты, здесь они все могут оказаться в качестве простых матросов.
Глава 3. «Стремительный»
Который день Авика была в самом дурном расположении духа. Все сложности, о которых она думала, и те, о которых она не имела ни малейшего понятия, на «Стремительном» стали ее постоянными спутниками.
Маленькая каюта едва вмещала семь человек, хотя и рассчитана на столько спальных мест. Но это была единственная каюта у самого носа пятидесятиметрового корабля, и Авике сильно повезло, что ее туда заселили. Вся остальная нижняя палуба казалась сущим бедламом. Толпа людей, куча мешков, пушки, солдаты, матросы, плотники, юнги – в первый день Авика с трудом могла понять, как в этой суматохе вообще можно хоть что-то разобрать. При этом все постоянно шумело, стучало, падало, звенело, и только ночью наступал долгожданный покой и сон. До тех пор пока кто-то не начинал петь.
Зазвенел корабельный колокол, сообщая о наступлении ночи, и Авика безразлично посмотрела в сторону храпящих рядом четырех мужчин. Они так сильно напились, что их и пушкой поднять будет невозможно, что уже говорить о колоколе. Зато ее рабочий день подошел к концу. Все семь дней в пути она только и делала, что драила палубу, точно пробежала несколько миль по кораблю от носа до кормы, то принося, то убирая. Руки отваливались. Голова гудела. Спина не гнулась. Ей бы упасть пластом на свою подвесную койку и больше никогда не подниматься.