Я ему показал на своего друга, который лежал и хохотал в другом конце комнаты. «Вон, — я сказал, — лежит здоровая морда, КМС по боксу. Ты же богатырь, так и дерись с тем, кто посильнее. Вперед!»
Но он не отходил от моей кровати.
Тогда еврей зашел с другой стороны, громко спросив своего друга: «Поможешь, если что?» Тот подтвердил. «Вот видишь, — сказал я новорожденному богатырю, — ты лучше не суйся. Поищи себе недругов на стороне. Своих бить не надо. А я тебе еще пригожусь».
Богатырь, кажется, задумался. И отошел.
До следующего Г ениного спецэффекта, кажется, прошло еще довольно много времени. Хотя время в грибном трипе — штука очень относительная. Я занимался кем-то другим, а Гена, кажется, вышел из дома на двор. Когда он пришел, он опять именно что вломился в комнату, возбужденный, тяжело дыша, плюхнулся на какую-то кровать и заявил: «Завтра иду менять паспорт!»
После того, как мы отхохотались, он повторил, совершенно не смутившись: «Я все понял! Я нашел свой род! Я — Кладенец!»
Вот что он записал пару недель спустя:
«… Тогда я решил найти свой род…
Сначала я обратился к роду своего деда по маминой линии. Дед мой быгл евреем, сосланныгм на Урал с Кубани. Род предстал мне в виде двух мужиков с явныгм хохлятским акцентом. Видно их не быгло, быгли слыгшныг только голоса. На вопрос, их ли я рода, они начали смеяться.
Посмотри на себя!! Какой же тыг наш? Да тыг выгродок!!! Мыг вон какие, а тыг какой? А с ногой у тебя что?..
Всячески оскорбляя и понося меня, украинские жиды смеялись, было видно, что я здорово их позабавил. Я почувствовал себя псом, которого выгнали из дома. Я начал огрыгзаться и лаять на них. Эта злость придала мне силы… Я ушел от них, пылая этой злобой и готовый их растерзать.
Далее моему внутреннему взору предстала небольшая, довольно светлая комната в деревенском доме. Посередине комнатыг стоял казак с шашкой и лихо отплясыгвал.
Стоял он спиной ко мне, танцевал и не поворачивался.
Это был род моего деда по линии отца. Про эту ветвь мне мало что известно. Мой дед, фамилию которого я ношу, умер в возрасте 28 лет, от какой- то странной болезни, моему отцу в то время был год. Его танец продолжался какое-то время, после чего медленно, продолжая танцевать, он стал разворачиваться. Из-под шапки этой фигуры на меня взирал череп. Красивая казачья форма, а вместо головыг — череп. Страшно не быгло, это быгла не страшная смерть, а такой светлыгй череп с пустыгми глазницами.
Что тут скажешь? Все понятно.
Следующим быглрод моей бабушки по папе.
Картина, которая предстала моему взору далее, была поистине ужасна. Представьте себе болотистую местность, ночь, точнее не ночь, а какое-то пограничное сумеречное состояние. Туман, и в этом болотистом тумане гектара два могильныгх крестов. И тихий такой, медленныгй, протяжныгй, спокойныгй колокольный звон на две очень печальных ноты. Могильный голос прозвучал в башке:
Тыг наш…. Тыг наш…. И нога твоя — наша.
Очень страшно и совершенно нет сил с этим бороться. Очень страшно, ужас охватил меня. Я нашел то, что искал. Вот он я кто. Погружаюсь в это состояние и понимаю, что выгйти из него уже не смогу.
В эту самую секунду моя подруга начала танцевать свой невероятный танец жизни. Я открыл глаза и смотрел на нее. Это продолжалось, должно быть, несколько минут. Она выделывала невероятные вещи, ее движения разрезали пространство, энергия выгрыгвалась из нее. Глядя на нее, я немного выгшел из могильного состояния и пошел поссать. Выгйдя на крыгльцо я увидел ночь, туман — и очертания могильныгх крестов из трипа стали реальныгми. Я стоял на крыгльце и в это время музыгка ветра, прицепленная к перекладине крыгльца шелохнулась и проиграла две печальных ноты.
Очень сильно болела нога.
Как только тыг ступишь на землю — тыг наш. И нога твоя наша. Мыг возьмем ее себе.
Я стоял на крыльце, понимая, что рано или поздно вынужден буду ступить на землю. На их землю.
Я не ваш!!!
Серьезно? А чей тыг? Тыг наш. И тыг знаешь это.
Я не ваш.
А чей ты? Если ты не наш, то ты знаешь чей ты. Отвечай немедленно.
Ответ пришел в ту же секунду, сам собой.
Я — Кладенец. Я КЛАДЕНЕЦ. Я не ваш. Хуй вам.