Спящая красавица хочет проснуться. Сюжет знакомый, но ключики каждый раз разные, подобрать не просто. Мы прощались на вокзале очень тепло и сердечно.
Через три месяца я приехал к ней вроде бы просто так, уже без всяких дел в городе. Мы стали жить-поживать в ее прекрасной квартире, где розового чуть-чуть поубавилось. Неделю я занимался преимущественно собой (у меня был такой приступ само-психотерапии), но время от времени спрашивал ее — еще не отгадала, зачем мы встретились? Такие вопросы могут замучить, я знаю, но я верю в сильные импульсы, и я не хотел утратить того изначального, который нас сблизил. Да, за эти несколько месяцев ее лучший поклонник вдруг подарил ей длинный черный парик (ничего не зная), такая умница.
Когда неделя подошла к концу, и назавтра мне было уезжать, мы оба занервничали. Давай хоть водки напьемся, — уже не помню кто из нас кому предложил, и оба согласились (при том, что оба почти никогда не пьем). Была куплена бутылка водки и водружена по центру стола на кухне, но перед этим мы опять поехали в то кафе, с которого «всё началось», очень здорово так посидели и опять вернулись к ней на кухню. Вокруг водки мы обставили закуску. Я возбудился, бегал бестолково вокруг, шутил дурные шутки. Уже не помню почему стал говорить о том, какие у кого бывают сексуальные извращения. И между делом спросил: «А у тебя какое любимое извращение?»
Забегаю опять на кухню, а она медленно так поворачивается на стуле и говорит: «Мое любимое сексуальное извращение — это инцест». Меня окатило холодной водой. Я сел по другую сторону от магической бутылки и сказал: «А ну, говори!»
И вот тут она стала рассказывать, я спрашивал, она отвечала, и через несколько часов картина была готова. Я — увы — не помню, как и в какой последовательности мы ее сложили. Помню только, к своему стыду, что основную часть деталей я уже знал — она мне показывала семейные альбомы и вообще намеков было вокруг раскидано множество. Но только я не Шерлок Холмс.
В ту деревню, где жил ее Первый, она ездила каждое лето — там жили дедушка с бабушкой, тети-дяди, куча двоюродных. Большая семья. Так вот, там жила ее тетя, старшая сестра матери. Опять: по слухам, колдунья. То есть ничего такого, работала на нормальной советской работе, но иногда шептала какие-то заговоры-наговоры, что-то варила травяное, раскладывала как-то по-особенному карты. Важно (мне), что тетя перестала спать со своим мужем, как только родила младшего — третьего сына. Смутная семейная легенда говорила, что ее сглазила свекровь. Так ли, не так ли, но только было ей тогда уже за сорок, с мужем она с двадцати двух спала раздельно, зато с тетрадками своими магическими возилась вволю. И было у нее три сына: как положено, старшие работяги, а младшенький любимый бездельник. Все как у людей.
И вот исполнилось Наташеньке восемнадцать, и она приехала в деревню на следующее лето после того, как пережила отвержение Первого и болезнь. Была она все еще девушкой. В огороде топилась банька, все в семье по очереди мылись, а младшенький сын тети — был он чуть младше Наташи — приболел. Тетя попросила Наташу сделать брату массаж. Отправила ее к нему в комнату и закрыла дверь. Ну, тогда еще ничего такого не произошло, но раскалилось, и уже ночью братец пришел к Наташе сам. И не удержалась девка, да и не сильно удерживалась. Пошла между братом с сестрою любовь, по-настоящему. А ведь нужно было прятаться! Ну, летом в деревне это было не так уж трудно. «Имеет сельская свобода свои счастливые права, как и надменная Москва».
Наташа думала — вместе с летом все и закончится, весь сладкий грех. Она приехала в город и пошла учиться в институт. Через пару месяцев, однако, ее двоюродный любовник приехал к ней. Мало того: он привез от тети кипу тетрадей с заговорами — мама, дескать, заболела, и просит всё это подержать у себя, припрятать. А сам он без Наташи не может.
И пошла у них любовь, а квартиры своей нет, встречаться трудно. И вроде бы нет у этой любви будущего, и страх, и мучения, и мама может застать когда угодно. А тетя звонит и просит за сыночком присмотреть — Наташеньку просит, не сестру свою. Она присматривает. А он парень легкий: то поработает, то бросит, то снимет квартиру, то так шляется.
Несколько раз появлялись у Наташи те, с кем она хотела связаться, и каждый раз двоюродный брат начинал безумно ревновать; а один раз, когда все было действительно серьезно, он стал угрожать претенденту по-пацански, по- деревенски, и тот исчез, не выдержал. Этого Наташа не простила. Брата от себя отдалила, и он поселился довольно далеко (а у нее уже была своя квартира). Прошли годы. На самом деле, когда мы сидели на кухне у так и не открытой бутылки водки и разговаривали обо всем об этом, шел десятый год их романа.