Но я точно знала, что сделается. Абсолютно точно.
— Асур-Ррат, мне нужен телепортационный браслет, — умоляюще сказала древнему.
Дракоша, жующий опять что-то, посмотрел на меня, как на умалишённую, демонстративно сплюнул, собственно, демонстрируя все отношение к моей просьбе, после чего посидел, почесывая подбородок, затем пузико, после важно сообщил:
— Никак. Все телепортационные браслеты контролирует канцелярия Главнокомандующего. Границы также он, и они полностью закрыты.
И я поняла, что сейчас мне придется испытать еще больший стыд, чем накануне. Гораздо больший. Мне уже было стыдно за себя до невозможности, и перед Черным драконом, и даже перед своим родом, но я не знала, что еще можно сделать в этой ситуации.
— Мама, мне нужны бумага и карандаш, — произнесла, с трудом выговаривая каждое слово.
— Зачем? — сложив руки на груди, холодно спросила Камали.
Пришлось признаться:
— Потому что грасс под заклятием, и в этом состоянии он может есть или меня, или то, что ему дам я.
Повисшая на террасе пауза выразила нелестное мнение, что имели на этот счет мои новые родственники.
— А я передумал, — вдруг произнес древний, — давайте отдадим ее обратно Черному дракону!
— У ребенка просто доброе сердце! — возмутилась одна из дракониц.
— Оно у нее странное, я вот лично не стал бы кормить того, кто мечтает мной закусить! — высказался суровый седовласый дракон.
— Серьезно, сынок? — с прищуром переспросила бабушка Осаи. — А не ты ли волка домой приволок в пять лет?
— Он был одинок, у него не было семьи! — гордо ответил старец.
— Он был матерым вожаком стаи и, сочтя тебя опасным зверем, увел от своей волчицы, защищая ее и волчат! Да кому я рассказываю?! — раздраженно спросила бабушка.
Закашлялась, чаем запила и сообщила:
— В общем, ребенок определенно наш, Камали, можешь всем смело говорить, что родила ее от Хатора, все одно кровь в ней Кириито, не иначе. — Посмотрела на меня, вздохнула и спросила: — Что делать будем?
— Я бы мог воздушника позвать, — меланхолично отозвался древний, — но смысла нет — Главнокомандующий ветер его знает где.
Где бы он ни был, я надеялась, что сможет прочитать, если напишу.
Еще я надеялась, что не сгорю со стыда, когда стану писать. А еще я боялась даже взглянуть на Камали. Но именно она поднялась и тихо сказала:
— Идем.
Кабинет пра-пра-пра-пра-прадедушки Сумори находился на третьем этаже прямо в библиотеке, заполненной в основном книгами на древнем языке. Здесь располагался стол, большой, основательный и широкий, за ним стоял стул, и размером, и крепостью, вероятно, способный выдержать даже дракона в драконьей форме, а вот в остальных местах повсюду лежали подушки и мягкие коврики, коврички, ковры. На подоконниках, между стеллажами книг, на открытом пространстве перед столом.
— Это для детей, — пояснила мне Камали.
Я удивилась.
Библиотека обычно суровое место, куда детей вообще не пускают, а здесь…
— Дети — свет жизни, — улыбнулась мне мама и указала рукой на стол, предложив сесть.
Но я не стала. Медленно обойдя стол вокруг и зачарованно ведя по деревянной столешнице пальцем, я дошла до стула, взяла из пачки в открытом ящике лист, карандаш из стопки, в основном цветных и, видимо, заготовленных тоже для деток, огляделась и как-то сразу выбрала себе место — на подоконнике, где у стены лежала удобная алая, расшитая цветами подушечка, на которую я оперлась спиной, едва на сам подоконник взгромоздилась. Мама подошла и подставила мне под лист книгу, чтобы было удобнее писать, а затем тихо спросила:
— Миладушка, ты уверена?..
Она не договорила, но и не требовалось.
Помолчав мгновение, честно призналась:
— Я не знаю, что будет с Голодом, если не покормлю его сегодня. Просто не знаю. Мы не изучали заклятия подобного уровня, но, учитывая, что его мама все время старалась быть рядом в лесу, боюсь, что ничего хорошего.
— У него есть мама… — протянула Камали.
— Грассы разумны, — пояснила я.
Мама погладила меня по щеке и отошла. Я видела, что, несмотря на все мои доводы, она против подобного. Я чувствовала, что я и сама против, вот всем сердцем против, а еще было безумно стыдно, жгуче, нестерпимо, до такой степени, что хотелось зажмуриться и даже его ответа не видеть в идеале никогда, но…
«Мне очень нужна ваша помощь», — написала я на простом листе бумаги, простым карандашом, кажется, даже черным, а не обычным.
Просто я помнила про кровь, и я надеялась… надеялась… надеялась…