Пока Дэвиэна говорила, Виктор отвернулся от окна и присел на подоконник. Он достал из кармана пиджака колоду карт, обернутую в потрепанный лоскут темно-красного бархата, отложил ткань в сторону и принялся тасовать колоду. Карты отозвались на его прикосновения своеобразной лаской, легким покалыванием, едва ощутимо обожгли кончики пальцев. Виктор улыбнулся сам себе и поднял взгляд на Дэвиэну, которая так и сидела к нему спиной. Гадатель кивнул ей, хотя и знал, что сиделка этого не видит. Он поднес к губам колоду и тихо-тихо шепнул вопрос:
— Мертва Грейс, или нет? — а после снова принялся тасовать карты. Он предполагал, что карты не станут отвечать, что они, как его мудрый спутник, не станут помогать ему в деле, которое может ему же навредить. Ведь если бы он стал искать ее, он мог бы ступить на путь медиума, а для предсказателя это было недопустимо.
Дэвиэна тихо прокашлялась и добавила:
— Она еще постоянно вытаскивала из волос маргаритки и причитала: "я не хочу, мне еще слишком рано носить маргаритки на себе"…
Виктор осекся:
— Маргаритки?
— Именно маргаритки. Это важно?
— Просто продолжайте, — Виктор не хотел отвечать на ее вопрос сейчас. Если он скажет ей хоть о чем-то, она может начать, пусть неосознанно, но подгонять все моменты своего сна под этот символ. Это было недопустимо.
Виктор вытянул из колоды карту, перевернул ее и недовольно поморщился: на карте был изображен старик, шагающий в гору. На спине он нес десять тяжелых деревянных посохов. Виктор знал самые разные значения этой карты, но для него она всегда значила лишь одно. Это был совет. Так карты предупреждали его, просили отказаться от дела. Так они говорили о том, что он возьмет на себя слишком много, что это будет выматывающе и тяжело, и он может не выдержать.
Виктор покачал головой и снова поднес карты к губам. Это было не обязательно, но так ему было просто удобнее. Словно карты в самом деле были его собеседником, спутником, верным помощником. Самым близким другом, который у него мог бы быть.
— Я спрошу снова. Мертва она, или нет? — Виктор снова принялся тасовать карты.
— Мы сначала просто бежали, потом мисс Льюис сумела рассмотреть где-то среди деревьев избушку. Заброшенную, грязную, камни, из которых ее строили, уже поросли мхом… — продолжила сиделка после паузы. Она глубоко вздохнула. — Там мы и спрятались. Я нашла лампу и хотела попробовать развести огонь из чего-нибудь, но мисс Льюис была против, она выкинула лампу за дверь. И все вытаскивала из волос маргаритки, как будто ее волосы только из них и состояли.
— И Вам не показалось это странным? — Виктор взглянул на нее исподлобья, потом вытянул из колоды карту. Десятку посохов. Он раздражённо вдохнул и снова задал им вопрос. В глубине души он понимал, что предположение оказалось верно, и карты не станут ему отвечать на такие вопросы, но все же надеялся, что что-то в их ответе изменится.
— Тогда — нет, — Дэвиэна покачала головой. — Сейчас я думаю, что во сне все возможно, — она снова сделала паузу. — На самом деле мы почти все время там и просидели. Она то и дело выглядывала в окно, боялась тех, кто за нами гнался. Но когда я спрашивала ее, от кого мы прячемся, она сказала, что мне это не должно быть важно. И что важно только то, что куда бы она ни пошла, где бы ни спряталась, он найдет ее.
— Он? — переспросил Виктор. Он снова вытянул карту, и это снова была десятка посохов. Карты действительно не хотели говорить ему ничего другого. Виктор злился, но понимал, что даже переспросив их по-другому, не получит ответа. Они не помощники ему здесь. По крайней мере, не в ответе на этот вопрос.
Он завернул карты обратно в ткань и прислушался к тому, что говорила Дэвиэна.
— Она отдала мне кое-какую вещь, — пробормотала женщина. — Я тогда очень испугалась, когда проснулась, — брать вещи у мертвецов… — она покачала головой из стороны в сторону. Но Виктор словно встрепенулся, очнулся. Он сунул карты в карман, подошел к ней и присел на корточки напротив, после чего, коснувшись ее плеча, спросил:
— Что она Вам дала, Дэвиэна?
— Из маргариток, что она вытаскивала из своих волос, она сплела венок. Сказала "Это для Него". А потом я проснулась.
Виктор помолчал, глядя на нее. Потом пересел на диван и задумчиво потер лоб. Дэвиэна молчала. Гадатель слушал тиканье настенных часов, шум дождя за окном, и ему все чудилось, что он слышит шум листвы тех многовековых, высоких деревьев. Он знал то место, о котором говорила Дэвиэна. Знал потому, что ему о нем уже рассказывали. И он помнил, какое тогда было выражение лица у Пенелопы — смесь испуга и одержимости. Она будто боялась этого места и была в него влюблена.