Все правильно, док — это он, Артур Конан Дойль. Судовой врач, получивший место на «Маюмбе» сразу же после окончания университета. Хотя родственники настоятельно требовали, чтобы Артур избрал для себя другое поприще. Родственники солидные и преуспевающие. Не каждому посчастливится иметь такую именитую родню. Взять хотя бы двоюродного деда, Майкла Конана, журналиста и литературного критика, доводившегося Артуру крестным. Мистер Конан так много сделал для духовного развития будущего писателя, что, преисполненный благодарности, Артур взял его фамилию в качестве второй, став не просто Артуром Дойлем, а Артуром Конан Дойлем. Но дядя Майкл как раз отнесся спокойно к решению юноши отправиться в свободное плавание. А вот другие…
Отцовские братья, в свое время финансировавшие образование племянника, были вне себя от возмущения, узнав, что Артур отправляется к берегам Западной Африки. Благополучные и успешные, много лет они самоотверженно помогали семье брата Чарльза, и что получили в ответ? Архитектор по образованию, Чарльз осел в Эдинбурге и о карьере не помышлял, довольствуясь малым. Он был счастлив своим творчеством, рисуя на веранде, превращенной в мастерскую, прелестные акварели. Все сыновья в семье прославленного карикатуриста Джона Дойля стали художниками, но только Чарльз был так беспомощен.
Отец Артура ни разу не посмел обратиться к знакомым с предложением купить что-нибудь из своих работ, ибо считал, что нанесет тем самым немыслимое оскорбление. Ему было легче раздарить рисунки, чем просить за них деньги. Да и гонорары за уже увидевшие свет иллюстрации художник частенько не мог получить, ведь издатели отлично видели, с кем имеют дело, и предпочитали не платить, понимая, что деликатный Дойль не напомнит им о долге. Пропасть нищеты все явственнее разверзалась под ногами растущей семьи. И тогда Мэри Дойль, гордившаяся своими рыцарскими корнями так же, как и отдаленным родством с Вальтером Скоттом, и отлично знавшая все ответвления своего геральдического древа, спрятав за приветливой улыбкой снедавшую ее гордость, позволила родне мужа взять на себя заботы об образовании сына.
В иезуитском колледже Стотинхерсте — обители под сдвоенными башенками, возвышавшимися над равниной, удаленной от городов и железнодорожных станций, — отцы-иезуиты поддерживали среди воспитанников железную дисциплину. Живой характер будущего писателя требовал активной деятельности, о которой здесь приходилось только мечтать, находя утешение в спорте. Больше всего непоседливого юношу удручала сухость преподаваемого материала, приводившая молодого Дойля в бешенство. Даже история, которую он так любил, оборачивалась тупой зубрежкой. Это была вовсе не та история, которая представала перед маленьким Артуром в романах Вальтера Скотта, и в которую посвящала его мать.
Приезжая на каникулы, юноша неизменно заставал деятельную матушку, поглощенную заботами о доме и детях, и отрешенного, погруженного в искусство отца. Если бы в один из дней Чарльз Дойль поинтересовался, что происходит в его доме, то для него, вероятно, стало бы открытием, что сын его заканчивает Эдинбургский университет и скоро станет доктором. Проводя много времени за учебниками, Артур, однако, не забывал и о спорте. И о литературе. «Золотой жук» Эдгара Аллана По поразил его в самое сердце, и в глубине души самоуверенный юноша мечтал создать что-то подобное.
Именно в университете Артур Дойль и стал убежденным безбожником. По-другому и быть не могло. Среди буйных студентов, кичащихся взрослым цинизмом и боготворящих умницу и циника профессора Хаксли, витал дух насмешки над традиционной теологией. Да и вся Британия девятнадцатого столетия была насквозь пропитана агностицизмом. Артур вдыхал воздух безбожия в проспиртованных анатомичках, где человеческое тело едва ли наводило на мысль об обители Святого Духа. Попыхивая своей первой трубкой — трубкой с янтарным мундштуком, купленной в Стотинхерсте, студент Дойль оглядывался на прошлое, и многое из того, что внушалось отцами-иезуитами, казалось теперь смехотворным. Но настойчивые Дойли, считавшие себя вправе лезть в его жизнь, снова и снова заводили речь о будущности Артура как католического врача. И юноша решил объясниться.
В назначенное время он вошел в родовое гнездо и в высоких суровых мужчинах с густыми шевелюрами, поджатыми губами и холодно рассматривающими его глазами с трудом смог узнать дядю Дика и дядю Джеймса своих детских лет. И это его задело. Почему он, Артур Конан Дойль, должен оправдываться в том, что считает единственно правильным? Стараясь избегать виноватого тона, вчерашний студент проговорил: