Ну всё, дело пошло. Публика зацеплена, и зацеплена прочно, так что можно от шутовских боевиков переходить к более серьёзным песням, хохмы, конечно, при этом, не забывая. Это всегда чувствуется — готовы ли слушатели стоять в течении всех полутора часов, на которые у меня хватает запала, или же они задержались лишь на минутку полюбопытствовать.
— Тех, кто хочет слушать, я попрошу подойти поближе, потому что громко петь я долго не смогу!
Подошли, и это хорошо, потому что в переулке напротив уже разворачивается группа «Антинародные депутаты имени позора израильским агрессорам». Я с этими ребятами в полуприятельских отношениях, но ждать, пока я закончу, они, конечно, не будут, а в одиночку перекрикивать три гитары и две глотки будет трудно.
Песни сменяют одна другую, публика ведёт себя как паинька: где надо смеётся, где надо хмурится. Из стоящих в первых рядах ушли только два-три человека, а остальные слушают чуть ли не с самого начала. Я знаю, именно они и будут стоять здесь до самого конца, до самой последний фразы: «На этом всё, спасибо всем!» Они же ещё минут десять не станут расходиться, а будут спрашивать: «Как вас зовут? Где ещё вас можно услышать? Как вы научились сочинять?..» И эти расспросы тоже часть моего заработка, причём не менее важная, чем та горсти меди и несколько мятых бумажек, которые скопятся в полиэтиленовом пакете, под соответствующие прибаутки выставленном перед публикой.
Деньги — это потом, а сейчас гораздо важнее почувствовать себя чем-то большим, чем сторублёвый инженер с незаконченным высшим. Где, кроме как на Арбате, на меня будут смотреть восхищённые глаза… ну, хотя бы вот этой девушки, что стоит чуть опершись о фонарный столб. Девушка, кстати сказать, не так уж и хороша, если говорить о расхожем стандарте, но меня почему-то всегда привлекают именно такие: высокие, черноволосые, с явной примесью нерусской крови, и стройные. Или, как сказал бы на моем месте любой другой: «Тощие, как швабра!» Даже свободная одежда, то ли импортная, то ли дорогая кооперативная, не может скрыть тонкость рук и ног, да и груди её тоже размеров не прибавляет. Но зато её тёмные глаза, черты лица, волосы смоляные… словом красивая девушка, и всё тут. И деньги у неё есть, по тем же шмоткам судя, да и не только по ним. В ушах полупрозрачные висюльки, на руке — браслет с красными камешками, а на шее, на ремешке кожаном висит фотоаппарат «Поляроид». Такие по записи двести рублей стоят, и шестьсот, если — с рук. И ещё здесь, на Арбате,— по семь рублей за карточку на такой аппарат снимают.
Слушает она меня явно с удовольствием, хотя и не всегда смеётся вместе с почтеннейшей публикой, а ограничивается сдержанной улыбкой. И как-то незаметно для себя, я начинаю петь практически для неё одной. То есть остальные слушатели тоже значение имеют, но вот эта девушка… Только бы не ушла никуда, а то обидно будет — так старался.
Но черноволосая красавица никуда не уходит и, когда я заканчиваю свою выступление, остаётся среди тех, кто не хочет расставаться со мною сразу. Я отвечаю на вопросы, рассказываю приходящиеся к слову истории из армейской жизни, у меня берут номер телефона — непонятно зачем, всё равно звонить никто не будет. Словом, всё как обычно. А потом…
Странная вещь: не раз и не два после выступлений оказывалось так, что я с какой-нибудь девушкой из публики отправлялся гулять по Арбату, а затем и по Москве, куда-нибудь на Патриаршие. Но как это происходит, какие слова при этом говорятся, в общем вся механика завязывания знакомства до сих пор остаётся для меня самого загадкой и осознанию не поддаётся.
Так вот и сейчас: как-то вдруг само собой оказалось, что мы с этой девушкой идём куда-то в сторону Смоленской и треплемся, как старые знакомые. Я рассказываю о себе, она — о себе. Зовут её Светлана, и она последнее время играет в фолк-группе «Тролль». «Слышал?» Я, как ни странно, слышал, хотя группка эта полусамодеятельная и, скорее всего, такой и останется до самой своей смерти. В ней зимой играли несколько знакомых хипей, потом они ушли, а группа, получается, осталась и скоро собирается гастролировать по югам.
— Толстым кооператорам Розенбаума петь будете?
Света не смущается:
— А хоть бы и так. Денежек на квас надо ведь набрать?
— Не сказал бы, что ты в деньгах нуждаешься!
— А, это от родичей осталось,— и она переходит на другую тему.
«Не хочешь про родичей — ну и не надо. А если мажорева своего стремаешься, нечего себя всякими цацками увешивать. Я понимаю украшения всякие там, женские инстинкты и всё такое, но „Поляроид“ этот на ремешке…»