— Как её фамилия?
— Не знаю.
— Где живёт, телефон?
— Не успел спросить.
Лейтенант больше не спрашивает, но смотрит недоверчиво. А я про себя только и думаю: «Ну всё, прощай гитара».
Но в кухню заходят двое, сержант с большим синим полиэтиленовым пакетом в руках и широколицый приземистый капитан.
— Ну? — интересуется капитан, пока сержант сосредоточенно моет руки.
— Это тот, который звонил, за гитарой пришёл.
Капитан глядит мне в лицо и говорит лейтенанту:
— Отдай, и пусть идёт,— а потом обращается непосредственно ко мне:
— Ну что, понял теперь, что есть у нас дела и кроме как вас гонять?
И тут я его вспоминаю: это же замначальника пятого отделения, к которому относится Арбат, я даже фамилию его помню — Скуратов. Как-то раз при редакции журнала «Юность» был так называемый «круглый стол по проблеме Арбата», где собрались чины от властей, кое-кто из лабухов, с десяток неформалов и какие-то политически озабоченные личности. Я тогда ещё храбро бросал Скуратову в лицо гневные слова: «Неужели у милиции нет другого дела, кроме как певцов гонять?» Вот это память у человека!
Ещё один сержант, из тех что встречали у дверей, приносит мне родную деревяшку в чехле, и уже готовый слинять, я всё же осмеливаюсь спросить:
— А что случилось? Где Володя?
Скуратов невесело усмехается и кивает на пакет у ног сержанта:
— Частью вот тут, и в комнате ещё осталось. Посмотреть хочешь?
Наверное, у меня отвисает челюсть, потому дальше он говорит даже с каким-то сочувствием:
— Владимира Березина вчера вечером убили, с особой жестокостью и цинизмом. Так что, если сможешь чем-нибудь помочь, звони, спросишь меня.
— Хорошо. До свидания,— говорю я дурацким деревянным голосом и такой же деревянной походкой ухожу из квартиры. Когда я сюда шёл, то думал съездить на семнадцатый этаж и посмотреть, что там сотворилось на площадке. Но теперь об этой идее я вспоминаю, лишь выходя из подъезда, и желания вернуться отнюдь не испытываю.
Пятница
Как выяснилось вчера, у нас теперь есть ещё один праздник. То ли День независимости, то ли День Конституции, то ли ещё какой-то День, словом, дополнительный летний выходной[10]. Спасибо мужикам в отделе, подсказали, а то так бы с утра на работу и поехал. А теперь получается, что для другой работы возможность есть, гораздо более весёлой, да и доходной тоже.
Погода — лучше некуда, и к трём часам на Арбате уже не протолкнуться, а певцы-барды звенят струнами на каждом углу по двое. И всем публика находится.
Я тоже без зрителей не остаюсь, но когда рядом встают незнакомые парень с гитарой и дама с флейтой, народ постепенно переходит к ним, и приходится выступление свёртывать. А может и не в конкурентах дело, а попросту Арбат с его толпою нет-нет, да и вызовет ассоциации с тем воскресеньем, а потом и вторником. Синий пакет и всё такое… Какая уж тут работа с публикой, когда она, почтеннейшая, видит, как мне не по себе. Денег набралось еле-еле пятёрка, и в расстроенных чувствах я иду проедать их в кафешку по кличке «Бисквит», не очень-то обращая внимание на происходящее вокруг. Даже на девушек не оборачиваюсь, вот до чего дошло, хотя вон на ту стоило бы и обернуться… Блин, да это ж Светлана, чей телефон записан у меня в книжке на букву «Т» под кодовым обозначением «Света-Тролль». И по которому так никто и не ответил ни в понедельник, ни в среду! Ладно, можно побеседовать без применения технических средств.
— Света, привет!
— Привет…— она насторожённо глядит на меня, видимо вспоминая.
— В прошлые выходные познакомились, помнишь?
«Да помнит она всё, по глазам же вижу, что помнит. Не знает, что сказать? Ну так я помогу».
— Слушай, я тебя кой о чём поспрошать хочу. Давай-ка во дворик отойдём, там вроде как потише.
Она, не говоря ни слова, идёт рядом со мной к подворотне, и мы за две секунды как будто переносимся в другой мир: из жаркой, потной толпы, льющейся кисельным потоком по брусчатке Арбата уходим в маленький и тихий двор-колодец, который надёжно оберегают от солнца толстые раскидистые липы, растущие здесь со времён царя Гороха. Всей живности тут — две кошки, возлежащие на единственном солнечном пятне, да одинокий мужичок, допивающий на лавочке бутылку пива. И мы вот теперь.
10
Отсюда (из того, что 12 июня приходится на пятницу) следует, что события повести происходят 7—13 июня 1992 г., хотя в конце указан 1991 г.