Застыв посредине тёмной кухни, Мона сообразила с досадой, что заставить загореться светильники, так как это делают тагалоры, она не сможет. На всякий случай пощёлкала пальцами, подражая Мирлис. Посмеявшись над собой, пошарила по кухонным полкам, соорудила масляную лампу и двинулась вглубь дома. Дверь в спальню Эримаса была открыта и она осторожно заглянула туда. Тусклый круг света от самодельной лампы высветил неразобранные седельные сумки, брошенные возле разворошенной кровати и полотенце, висящее на скамейке. Она нерешительно зашла в комнату, поднимая лампу повыше. На подушке отчётливо была видна вмятина, оставленная головой погибшего хозяина дома. Тьма в углах комнаты колыхнулась и Мона быстро выскочила в коридор, с шумом захлопнув за собой дверь. Дрожащими руками задвинула щеколду и нервно поёжилась. Нет уж, если заходить туда, то только днём. Наскоро умывшись и постирав своё бельё в купальне, где, к её сожалению, горячей воды не было, зашла в свою комнату и упала на постель.
Ночью она спала плохо,суеверный страх, заставлял прислушиваться ко всем скрипам старого дома. Ворочаясь на жёсткой кровати, прокручивая в голове все варианты своих действий в том или ином случае развития событий. Так что, утром она поднялась затемно, невыспавшаяся, с нервной дрожью внутри и начинающейся головной болью. На кухне обнаружился засохший кусок лепёшки, который она старательно сжевала, размочив в холодной воде. Натянув на себя юбку с рубашкой вместо надоевшего платья, вышла во двор и, заметив, что окна господского дома уже светятся, решительно двинулась вниз.
Осторожно открыв дверь в холл, Мона прислушалась, похоже, семейство Керверов уже проснулось и расположилось на кухне. Она узнала голос хозяина дома.
- Она нравится дочери, и я не вижу причину убирать её из дома
А вот второй глубокий мягкий голос принадлежащий женщине был ей не знаком.
- А я говорю, что нахождение в твоём доме тафы это верх непристойности. Её место в поселении и мне плевать, что там решили старейшины. Значит, найди причину. Не можешь сам, я тебе помогу.
Ответом ей была тишина. Её хозяин, похоже, решил не вступать в спор и просто промолчал.
Девушка тихо отошла от входа и осторожно заглянула в неплотно прикрытые кухонные двери. Кервер сидел боком к ней за кухонным столом, на котором были разложены бинты, стояли баночки с мазями и неизвестные ей пузырьки. Пожилая женщина ловко обрабатывала раны на его груди и предплечьях, нанося на порезы мазь. Закончив, она принялась водить ладонями над повреждённой кожей, негромко произнося непонятные слова. Края ран двинулись навстречу друг другу, затягиваясь и образуя розовую полоску на месте повреждённой кожи. Похоже, перед ней была целительница. Брови девушки непроизвольно дёрнулись вверх, ого как мы можем. Неожиданно откуда-то сбоку вышел третий, молодой человек с кружкой в руках и двинулся к приоткрытой двери. Мона метнулась назад к входу в дом и сделала вид, что только что зашла, не хватало ещё, что бы застали за подслушиванием. Мужчина широко распахнул кухонную дверь и, заметив топтавшуюся у входа девушку, насмешливо бросил назад, обращаясь к хозяину дома.
- О, свояк, твоя пришлая явилась, - ни чуть не стесняясь, он обшарил её тело нахальным взглядом и гадливо скривил губы.
Пожилая женщина вышла из кухни и молча, в упор уставилась на Мону, рассматривая её как червя на чистом полу. Поток презрения, льющийся из неё, можно было тронуть рукой.