— Я должен работать зельеваром.
— Все можно обойти…
— Я не против работы зельевара, мне всегда нра…
— Драко, — перебила Астория, — сколько ты собираешься зарабатывать на этом? Вы потеряли много денег после войны.
— Мы растеряли всю нашу человечность еще раньше, — ответил он.
Астория подняла на него взгляд, но ничего не сказала.
— Ты порвала со мной, когда мне вынесли приговор.
Под куском мяса разливалась лужица крови.
— Я не думала, что ты когда-нибудь вернёшься.
— А если бы я не вернулся?
Официант унес их тарелки, и поставил перед ними десерт. Тирамису, посыпанное шоколадом.
— Какие глупые вопросы, Драко, — Астория погрузила ложку в десерт.
Она снова что-то там щебетала. Драко кивал, думая о том, что завтра ему предстоит встреча с отцом. Он отказался от кофе, расплатился и помог Астории надеть пальто.
— Мы не останемся?
Она посмотрела на стойку регистрации.
— Нет, Астория. Я завтра утром возвращаюсь в мэнор.
— Но у нас есть целая ночь…
Она положила руку ему на талию так, как это делала прежде. Ее прикосновение не было отталкивающим, наоборот. У них всегда был потрясающий секс, и она была очень красивой. Он мог бы с ней остаться. Мог бы подумать над ее предложением.
— Мне надо отдохнуть, завтра утром в мэнор, — сказал он.
В министерстве Гермиона узнала, что ее искал Малфой. После работы она аппарировала в гостиницу, где он остановился. Она поднялась по лестнице, но замерла, когда услышала приглушенный звук голосов. Голос Драко она узнала сразу же. Второй — женский — был ей незнаком. Они о чем-то спорили. Драко явно был раздражен. Гермиона развернулась, чтобы уйти и вернуться позже.
— Драко, но мы помолвлены… — услышала она.
— Ты не думала об этом, когда уходила.
— А что я должна была сделать?
— А ты сама не понимаешь?
— Нет, не понимаю!
— Тогда о чем мы говорим?
— Мы говорим о нашем будущем…
— Нет никакого наш…
— Я люблю тебя.
— Если бы ты меня лю…
Было неприятно стоять там и слушать, как разворачивалась чья-то личная трагедия. И отчасти ее собственная. Ведь она ничего не знала об этой части жизни Драко. Нет, она, конечно, знала, что у него была чистокровная назначенная родителями невеста, но она никогда не думала, что у него с этой девушкой могли быть чувства. Она не думала, что у Малфоя были чувства к кому-то еще, как были в прошлом у нее с Роном. Но то, как звучал его голос…
— Нет, так нельзя, Драко! — продолжала девушка. — Это жестоко! Я не могла пойти туда за тобой!
— Асти…
— Мне тебя не хватало все это время… Я знаю, ты меня не помнил. Но я тебя помнила. Нам же было так хорошо. Давай вспомним. Давай попробуем все сначала.
Драко выругался.
А потом воцарилась тишина, в которой Гермиона почувствовала себя совершенно лишней. Этот разговор не предназначался для ее ушей, а то, что происходило сейчас, тем более. И она теперь не знала, как уйти, чтобы не выдать себя звуком шагов. А слушать и знать, что происходило в коридоре в шаге от нее, она тоже не могла. Она стояла, застыв, испытывая стыд и ещё одно чувство. В тишине прозвучал приглушенный вздох Драко.
Снова раздался голос девушки. И тогда Гермиона побежала по лестнице вниз. Она вышла из гостиницы, но никто не заметил ее.
Она стояла на улице, и шел снег с дождем.
Невидимая броня, которой обросло сердце после предательства Рона, была снята рукою Малфоя так же легко, как он снял с нее платье. Он не знал, не думал, что обнажал ее душу и пробуждал ее чувства все это время, пока они были вместе. Как бы она ни сопротивлялась, чувства были, и они делали эти дни в Буэнос Айресе такими сладкими, такими теплыми и наполненными светом. И они стоили того, чтобы она за них поблагодарила.
Ей не оставалось ничего другого, как признать — она есть, она живая и она любит. Но тут же другой голос напоминал ей, что сейчас он целует другую девушку. И тогда все ее чувства замирали, тело сковывало холодом и снежинки на щеках ощущались болезненнее и злее.
Она любит. Она любит. Она любит. Она просто любит. И пусть он тоже любит и будет счастлив.
— Я благодарна тебе за чувства, — сказала она вслух. И слезы, которые Гермиона подавляла в себе с того самого дня, когда стояла на раскаленном асфальте, беспомощно оглядывалась и всматривалась в равнодушные лица идущих мимо людей, полились из глаз. И перешли в рыдания. Все равно улица была пустынна, и никто не мог увидеть, как она плачет. Она повторяла снова и снова, пока ей не стало легче: — Я благодарна тебе за чувства. И за то, что ты был в моей жизни.
Слезы все еще текли, но боль отпустила. Когда ничего не остается, человек возвращается домой. И у нее были родители, которые не помнили ее, но они у нее были.
Ей надо отдохнуть от борьбы и боли, от масок и доспехов, от ненависти и лжи. Ей просто нужна передышка. В Буэнос Айресе светило солнце, здесь падает снег. Но Гермиона продолжала чувствовать к Драко любовь, а значит, желала ему только хорошее: с ней или с другой женщиной, которая сможет сделать его счастливым.
========== Глава 13 ==========
Драко еще перед ссылкой, когда Астория бросила его, принял внутреннее решение, что ее в его жизни не будет. Еще тогда, когда она что-то значила для него и каждый день, каждую минуту ему ее не хватало, он помнил, что она его предала. Даже тогда — в те месяцы, что у них оставались до ссылки, — он ни разу не послал ей сову, ни разу не сделал попытки увидеться. Она уже с кем-то встречалась, с каким-то богатым маглом из королевской семьи.
Теперь, спустя почти четыре года, Астория поцеловала его в коридоре гостиницы. Его тело все еще реагировало на нее, и она не могла не почувствовать его возбуждение. Но он оттолкнул ее, а потом послышались шаги на лестнице, и он сумел выпроводить ее.
Гермиона так и не пришла. А ему надо было решить еще один вопрос. Вернуть еще один кусок своей жизни.
Его первая после потери памяти аппарация далась легко. Драко почувствовал подъем оттого, что смог переместиться. Но когда он оказался у ворот Малфой Мэнора, все его воодушевление сменилось страхом.
Он думал, что сможет войти сюда спокойно-равнодушно. Он так привык скрывать свои эмоции и боль, начиная с шестого курса, когда все, во что он верил, начало катиться к чертям.
Теперь он понимал, что даже не помня своего прошлого и магию, в Буэнос Айресе он автоматически использовал окклюменцию.
Когда ворота поместья, где он вырос, отворились, Драко ступил на мощеную подъездную дорожку и почувствовал аромат древних вечнозеленых тисов. По телу прошла дрожь. У него не было в руках ничего, на что он мог бы перенести свое волнение, а палочка была под мантией. Поэтому он просто шел. Он просто шел, стараясь выглядеть спокойным.
У входа его встречали домовые эльфы и двое: его отец и мать. Мама постарела — отметил он с грустью, а отец… Он был таким же, каким Драко его помнил, постаревшим раньше матери и потерявшим весь свой лоск. На него он был зол столько лет.
Драко подошел к ним, и никто не говорил ни слова. Драко кинулся к матери и обнял ее, чувствуя, как внутри ломается стена.
— Драко, — прозвучал в тишине голос Люциуса.
Он вспомнил, как тот же голос звал его во время финальной битвы.
— Драко, — прохрипел тот снова.
Он продолжал обнимать мать. А отец…
Самое горькое было то, что как бы он ни был обижен на отца, как бы ни винил его во всех своих бедах, где-то в глубине души к нему была любовь, в которой Драко не желал признаваться самому себе. Отец стоял рядом, и, может быть, Драко устал ненавидеть. В конце концов, у него снова было его прошлое, его палочка и это зимнее утро.
Он отошел от матери. Люциус был гладко выбрит. Драко помнил, что после войны отец стал забывать бриться; от него не пахло алкоголем, и он ждал.