Хифстааг обеими руками поднял топор над головой и возвел глаза к потолку. Выхватив свой топор, Беорг повторил этот жест, и они в один голос прокричали: «О, Темпос!» Затем, еще раз глянув сопернику в глаза, каждый лезвием топора глубоко взрезал себе левую руку, обильно обагрив оружие кровью. После этого они дружно размахнулись и метнули топоры через зал. Топоры почти одновременно вонзились в бочку с медовым напитком, и находившиеся поблизости воины бросились наполнять кружки благословенной влагой, освященной кровью своих королей.
– Хочу, чтобы ты выслушал мой план.
– Позже, мой благородный друг, – ответствовал одноглазый король. – Давай сегодня будем лишь петь и веселиться во славу грядущей победы. – С этими словами он дружески хлопнул Беорга по плечу и подмигнул ему своим единственным глазом. – Будем радоваться нашему союзу! Я вижу, ты не ожидал, что все решится так быстро и хорошо, – сказал он и от души расхохотался. Увидев, что Беорг внимательно наблюдает за ним, Хифстааг еще раз подмигнул ему, чтобы окончательно рассеять все возможные подозрения.
Праздник был в самом разгаре, когда Хифстааг, похотливо ухмыльнувшись, щелкнул пальцами, подозвав одного из своих помощников, и, толкнув плечом соперника, будто приглашая Беорга посмеяться над удачной шуткой, скомандовал:
– Приведите девок!
Глава 4
МАГИЧЕСКИЙ КРИСТАЛЛ
Его окружала тьма. К счастью, он не помнил, что произошло и где он находится. Вокруг была лишь мягкая и уютная темнота.
Затем его щеки запылали и он начал приходить в себя. Когда он наконец открыл глаза, его ослепил свет – настолько яркий, что, даже прищурившись, он мало что смог разглядеть.
Он лежал, уткнувшись лицом в снег. Вокруг теснились горы, их зазубренные вершины, покрытые огромными снежными шапками, быстро напомнили, где он находится. Они бросили его на одном из перевалов Средиземного Хребта. Они оставили его умирать.
Когда Акар Кесселл заставил себя поднять голову, ему стало не по себе. Яркий солнечный свет заливал все вокруг, однако жуткий холод и буйные горные ветры начисто рассеивали тепло, которое несли лучи светила. Здесь царила вечная зима, а Кесселл был одет очень легко, его одежда не могла противостоять убийственному натиску холода.
Они оставили его умирать.
Он медленно поднялся на ноги и тут же по колено провалился в рыхлый снег. Далеко внизу, на дне глубокого ущелья он увидел двигавшийся на север, в Лускан, караван чародеев. Они жестоко обманули его. Только сейчас он понял, что был всего лишь орудием в их руках.
Эльделак, Дендибар Пестрый и остальные.
Они и не собирались присваивать ему звание чародея.
«Как мог я оказаться столь наивным?» – зарыдал Кесселл. Перед его мысленным взором будто живой стоял Моркай, единственный, кто обходился с ним по-людски. Он живо припомнил радости, которые дарил ему чародей. Однажды Моркай обратил его в птицу, чтобы он почувствовал свободу полета, а как-то раз сделал рыбой, чтобы Кесселл смог повидать таинственный подводный мир.
А он отплатил за это ударом кинжала.
Находясь уже внизу, чародеи внезапно услышали нечеловеческий крик ужаса, эхо от которого еще долго гуляло по ущелью.
Эльделак расплылся в широкой улыбке и пришпорил коня.
Кесселл понуро брел по снегу. Он и сам не знал зачем, идти ему было некуда. У него не было никаких шансов выбраться отсюда. Эльделак сбросил его в наполненную снегом чашеобразную расселину. И в конце концов, сбив пальцы в кровь в попытках выкарабкаться наверх, Кесселл понял, что выбраться отсюда ему не удастся.
В который уже раз он попытался развести костер. Вытянув к небу растопыренную ладонь, он, стуча зубами, произнес магическое заклинание.
Безрезультатно.
Не возникло даже облачка дыма.
Он снова пошел вперед. Ноги болели. Кесселл почти не сомневался, что на левой ноге несколько пальцев уже давно отвалились, но снимать сапоги, чтобы убедиться в этом, он не стал.
Он кружил по расселине, пытаясь ступать в свои же следы. Внезапно он поймал себя на том, что, сам того не желая, невольно приближается к центру. Он понятия не имел, почему так получается, но исступленно шагал вперед, ни о чем не задумываясь. Мир, застланный белой морозной дымкой, смутно маячил перед ним. Вот Кесселл почувствовал, что силы окончательно покидают его. Он рухнул в снег, который тысячей мельчайших игл вонзился в лицо. Ощутив легкое головокружение, Кесселл понял, что из него уходит сама жизнь.