– Как тебе это удалось? – спросил Конан, кивая на стол. Он представил себе, как босой и лохматый Ловкач несется вдоль улицы с поросенком на блюде, а за ним, громыхая щитами и бранясь, бежит стража.
– Повезло, – с серьезной миной ответил Ши Шелам. – Значит, проведывал я Зихара, знакомца своего, и когда шел обратно, почувствовал аромат. Жареным, понимаешь ли, запахло! Ну, глянул через забор, смотрю – на вертеле поросенок, рядом блюдо, а кухарка куда-то отлучилась. Я схватил поросенка, бросил на блюдо и спустил в Канал, а сам двинулся по переулку. Криков-то было! Даже стражник со двора выскочил, но разглядел, что я пуст, как торба нищего, дал по шее, и все. Припустил я тогда во всю прыть, а как перебрался по мосту к нам, блюдо и приплыло! Был полдень, жара, на улице никого… Ну, вот тебе и угощенье! Вина, правда, пришлось купить, – с горестной гримасой закончил свой рассказ заморанец.
Но Конана больше интересовал не поросенок на деревянном блюде, а упоминание имени Зихара.
– Клянусь Кромом, – рявкнул он, – ты неспроста позвал меня к себе, коротышка! Что за дела у тебя с Зихаром, этой вонючей задницей?
Все знали, что проныра Зихар ходил в собутыльниках у сотника городской стражи; еще поговаривали, что он-де связан с Синими Тюрбанами Кривого Хиджа. И хоть это могло быть только слухами, все равно Зихар являлся человеком из другого мира, с коим Пустынька чаще враждовала, чем вступала в союз. Конана удивило, что Ши Шелам имел с ним какие-то дела.
– Сам не знаю, зачем я ему понадобился. Клянусь милостью Бела, он толком мне и не сказал ничего. Спросил, как жизнь, не обижает ли меня кто, не надо ли чем помочь… Понимаешь, Ловкач, говорит, я все могу!
– Ну, а о чем еще разговор шел? – нахмурился Конан, мучительно стараясь вспомнить, нет ли между ним и Зихаром каких-нибудь незаконченных и неясных дел. Но, как киммериец ни напрягался, перебирая в памяти последние стычки с последующими трупами, он не мог припомнить, где и когда перешел дорогу Зихару, этому паршивому козлу. Да и вообще, откуда Зихар мог знать о его делах с Ловкачом?
Покачав головой, Ши Шелам сказал:
– Пустая болтовня была. Ну, рассказал он про несколько случаев, как храбрая стража отбивала от наших парней караваны, какие невольницы у сотников да как они с ними развлекаются… – Тут глаза Ши Шелама загорелись, и он уже раскрыл рот, чтобы донести до гостя все живописные подробности, но Конан невежливо перебил его:
– И все? Кром! Не может быть, чтоб этот вонючий ублюдок позвал тебя ради таких дурацких баек! Ты лучше вспомни, не говорил ли он о Кривом Хидже?
– Давай-ка сперва выпьем и закусим, – разливая вино в глиняные кружки, предположил Ши Шелам. – Конечно, говорил! Стал бы я иначе тебя искать! Говорил он непонятное, но поминал, что есть у Кривого какой-то кситар.
Кусок поросенка застрял у Конана в горле. Он едва не поперхнулся, но мощная глотка совершила нужное движение, и кусок медленно поплыл вниз по пищеводу. Рыгнув, Конан запил его глотком вина и на миг задумался. Ему доводилось слышать о кситаре, но не здесь, а давно, и где именно, он припомнить не мог. Поговаривали, что это снадобье, если им намазаться в нужных местах, то ли наделяет необыкновенной мужской силой, то ли делает человека на пару дней невидимым, то ли еще что… Правда: люди, которые сами пользовались зельем, киммерийцу не попадались, да и вряд ли: кто в этом добровольно признается. Тут и головы можно не снести, если будешь болтать о волшбе! Может, зелье не так уж сильно или вообще не действует, как о нем толкуют, но что все серьезные люди о нем слышали, это уж точно!
В крайнем случае, если уж не пользоваться кситаром самому, то можно продать его в Немедию тамошним алхимикам, либо в Аквилонию. Тысячи две монет можно выручить! Запросто! Такая удача приходит не каждый день, и весьма разумно наведаться к Хиджу, одноглазому ублюдку, хоть это может стоить головы…