— И воробьев, — напомнил он.
— Вот деньги, купи клетку. Белых крыс продают в зоопарке, воробьев… сам пригласишь. Эх, жаль, ты не умеешь управлять летучими мышами. В шоу ужасов они бы смотрелись лучше. Ладно, и воробьи сгодятся. Ты, Нестор, будешь экскурсоводом. Фокусы с жидкостями и автоматонами — тоже твоя ответственность. Помнишь, я говорила тебе?
— Я только что придумал еще несколько трюков, — горделиво сообщил Нестор.
— Умница. Ты всегда был башковитым парнем. Ну а ты, Амалия, можешь пока отдыхать. Твоя роль самая легкая.
— Ладно, пойду покурю, — Амалия пожала костлявым плечиком и выплыла на улицу.
— Я буду продавать билеты и приветствовать посетителей. А вы, Дамиан, станете следить за всеми нами и обеспечивать порядок, как и полагается владельцу балагана. До открытия ярмарки осталось два часа. Поспешим!
Глава 15
Следующие два часа в балагане царила кутерьма. Кассандра делала вид, что все идет по плану.
Нестор и Дамиан двигали экспонаты, расставляя их на выгодные позиции. Амалия таскалась следом, дымила папиросами и давала бесполезные советы. Кассандра бегала с рулонами дешевой обивочной ткани и коробками гримерных красок. Щелкала ножницами, развешивала, скрепляла. Пачкала руки киноварью, топила воск, лепила, раскрашивала, покрикивала на нерасторопного проходимца Симеона, который оказался весьма посредственным мастером на все руки. Все у него валилось, путалось и ломалось.
Леон возился с клеткой, в которой пищали белые крысы; на перилах рядышком смирно сидели воробьи, около двух дюжин. Зоомансеру стоило лишь выйти на улицу, обратить взор к небу и беззвучно воззвать, как подходящая стая снялась с мусорных баков и стройными рядами впорхнула в балаган. На Дамиана это произвело большое впечатление.
Глядя на живой уголок, он болезненно морщился. Настроение у него было неважным: Кассандра видела, как все чаще он хмурится и раздувает ноздри породистого носа. Дамиан был не очень доволен своей ролью; чувствовал, что его мягко, но уверенно отодвинули в сторону. Друзья Кассандры не пришлись ему по душе, и в успехе предстоящего предприятия он сомневался, хотя старался не показывать чувства открыто.
Кассандра переживала, но найти минуту, чтобы спокойно поговорить, никак не могла. Вместе с тем льстило, что Дамиан, несмотря на сомнения, доверился ей и ни в чем не перечил. Впрочем, это могло продолжаться лишь до поры до времени; в твердости его характера она уже не раз убедилась. Если что-то втемяшится ему в голову — пиши пропало.
Настроение Дамиана еще больше испортилось, когда болтуну Нестору вздумалось шумно делиться впечатлениями о вчерашнем спектакле в мюзик-холле, в котором выступала неподражаемая сопрано Като Лефевр. О личной жизни Дамиана Морреля он был не в курсе, поэтому Кассандре пришлось спешно искать другую тему разговора. Однако Дамиан беседовать о погоде также не пожелал: молча ушел на улицу и долго не возвращался.
Постепенно лихорадочное возбуждение Кассандры начало гаснуть. Пришла смутная тревога и уныние: бывало такое, когда пропадал кураж, нервы начинали сдавать, в душе оставалось опустошение. Теперь ее сердило все: и косорукий Симеон со своей плешью и суетливостью, и колкие ремарки Амалии, и воркование Леона над живностью.
А больше всего нервировал стеклянный взгляд карлика, который со стойки взирал на царящую в балагане суету. Казалось, когда она поворачивается к нему спиной, его глаза двигаются, а пальцы с длинными когтями тихонько шевелятся, и он мысленно строит козни, чтобы пустить все усилия Кассандры под откос. Лекс Ланцет словно стал воплощением ее страхов. Теперь она была бы не прочь избавиться от страшной куклы от греха подальше.
Тем временем надвигался вечер. На улице стемнело, зажглась иллюминация. Негритянский оркестр у входа на ярмарку грянул мелодию на медных изогнутых трубах. Барабанщик выбивал тревожную частую дробь. Сердце Кассандры прыгало в такт.
Скоро появятся первые посетители. Участники шоу заняли места.
Кассандра ушла в пристройку, переоделась в коктейльное платье, надела бандо с павлиньим пером и накрасилась перед осколком зеркала. Глубоко вздохнула и улыбнулась куску своего отражения. Улыбка получилась ослепительной, но глаза невеселые.
Стало душно, и она поспешила на улицу.
Вышла через заднюю дверь, встала в закуток между деревянным забором и стенкой фургона силачей, задрала голову и стала смотреть в темно-синее небо, на котором зажигалась звездная иллюминация — невзрачная по сравнению с огнями ярмарки.
Ох, во что я ввязалась, думала Кассандра. И зачем? Затем, чтобы заполнить пустоту. Найти себя. Чтобы доказать, что любое дело ей по плечу. Все она может, все контролирует. Умеет не плакать, даже когда невмоготу — серьезное достижение! Не каждая девушка на такое способна.
В этот момент Кассандра гордилась собой, хотя внутренний голос продолжал иронично нашептывать: молодец, так держать. Притворяться ты здорово научилась. Не сдаешься, хотя прекрасно знаешь: ты никто, и ничто от тебя не зависит. В любой момент все может рухнуть, ты останешься ни с чем.
Кассандра помотала головой, чтобы заглушить противный голосок, но он не умолкал, и ей стало совсем тошно.
Раздались шаги; Кассандра встрепенулась. Из-за угла появился знакомый широкоплечий силуэт.
— Я вас искал, — сказал Дамиан, подходя ближе.
Он встал рядом, оперевшись рукой о деревянную стенку над плечом Кассандры. Его громоздкая фигура закрыла и небо, и далекие огни, а Кассандре вдруг стало трудно дышать, как будто вот-вот должно случиться что-то необыкновенное.
— Что с вами? — спросил он. — Вы сама не своя. Но все равно красивая, даже когда встревоженная. И платье замечательное; в таком нужно блистать в оперной ложе.
— Да вот, принарядилась, — ответила она легкомысленным тоном, стремясь избавиться от наваждения. — Если театр начинается с вешалки, то ярмарочный балаган начинается с билетной кассы. Буду там сидеть и приветствовать посетителей. Пусть видят, что я подхожу к делу серьезно. Пусть знают, что праздник бывает не только в опере или мюзик-холле, но и здесь. Мы ничуть не хуже.