— Ах, дело не в физиологии — не только и не столько. Вы предпочли попридержать эмоции, а она на них сыграла. Этому у нас тоже учат.
— После Дня Клятвы?
— О да.
Ольга воскликнула с фальшивым воодушевлением:
— Давайте, давайте же поговорим об этом! — Она потихоньку начинала злиться. Разговор шел не совсем так, как предполагалось.
— Давайте! — не менее фальшиво обрадовалась Елена и продемонстрировала немедленную готовность к диалогу, подкатившись на кресле поближе к дивану.
Глядя, как она усердно перебирает пятками, отталкиваясь от пола, Ольга почувствовала приступ симпатии, который тоже не планировала. «Смешная она всё-таки. Точнее, умеет быть смешной».
— Вы прекрасны, Елена. Скажите мне попросту: магия существует?
— А что я должна ответить, чтобы вы согласились остаться с нами?
— Правду.
Елена огорченно вздохнула и чуть отодвинулась вместе с креслом:
— «Два врага есть у женщины, два врага — время и правда»— слышали когда-нибудь эту фразу?
— Не могу вспомнить…
— Ну, неважно. Правды не существует. Это условное понятие, используемое для обозначения приблизительного соответствия реальности нашим представлениям о ней. Истина одномоментна. За секунду до и через секунду после это уже «не совсем то».
— Мадам, а без воды?
— Оля-Оля, вот всегда так: говоришь по-настоящему важные вещи, а их нетерпеливо пропускают, ожидая, когда же самое главное, «да» или «нет». А побеждает, Оля, тот, кто слушает паузы.
— Как не стыдно кормить детей пустословием.
— Оля-Оля. Меня оскорбляет неточность, вялый диалог, реплика ради реплики. Я всё-таки редактор. Поэтому слушайте сейчас.
Голоса она не повысила, но атмосфера сгустилась столь явно, что вроде бы даже освещение изменилось.
«Интересно, у неё в кресле кнопочка или меня чай не отпускает?»
— Мы можем управлять сознанием читающего. Мы можем сделать так, что тысячи женщин заплачут или засмеются, обнимут своих любовников этой ночью или прогонят. По нашему слову они поднимутся и совершат ряд определённых поступков.
— Для чего это?
— Оля, если подумать, чем отличается женщина от мужчины? При условии, что первую реплику мы пропустим по причине её банальности?
— Тогда… по большому счёту, только способностью к деторождению.
— Именно. Мы умеем делать людей и оттого знаем цену жизни и смерти. Мужчины — прекраснодушные теоретики, всегда готовы к мистическому озарению и пониманию чего угодно, но доподлинно они не знают. Мясом — не чувствуют. Они даже не способны толком испугаться смерти. Их плоти не знакомо ни животное ликование творца, ни черный ужас перед полной и окончательной гибелью.
Елена говорила абсолютно серьёзно, и Ольга попыталась снизить пафос:
— «Животное ликование творца»? Говорят, Творец, он же Бог, напротив, весьма возвышен.
— Потому что это мужской бог, деточка. Женская Богиня родила жизнь в муках и дорожит ею превыше всего на свете, потому что точно знает: смерть — есть.
— Дорогая Елена, мне неуютно на почве теологических споров. Допустим, мы договорились о превосходстве женщин. И?..
— Получается, мы живём в мужском мире, в мире существ, не знающих цены жизни и не верящих в смерть, творцов от ума, а не от сущности. Именно их непонимание толкает человечество к гибели.
— Ах, ну тогда конечно. На какое число назначен бабий бунт для спасения Земли?
— Оля, мы не идиотки. Оглянитесь ещё раз вокруг. В наших руках медленно накапливается сила — годами, веками, тысячелетиями. Впереди долгий путь, но он уже короче пройденного. Мы выращиваем и воспитываем новых людей, и когда наступит наше время, всё произойдёт естественно, почта естественно. Но только при условии, что мы не отступим от пути ни на шаг, и самые талантливые женщины каждого поколения будут разделять наши цели.
— А в чём они, цели ваши?
Было видно, что Елена устала и махнула рукой. Она и не собиралась за один разговор обратить эту девушку в свою веру, достаточно было заронить всего несколько мыслей. Но её утомили ехидные и бессмысленные реплики собеседницы, поэтому она сменила тон и заговорила с ленивой насмешливостью:
— Мы хотам сделать мир лучше. — «Не желаете верить — не настаиваю», — звучало в её голосе.