— Я хочу, чтобы ты меня полюбила.
— Зачем? Ты, между прочим, женат, будущего у нас нет, мне станет больно. Тебе обязательно нужно, чтобы я страдала?
— Хочу, чтобы ты чувствовала ко мне всё это, ну, как в книжке, — он был бесхитростный молодой человек, — как ко всем тем необыкновенным мужикам, которых любила. Интересно, что ты обо мне напишешь?
— Что однажды у меня был чувак, который всегда приходил на интимные свидания без презервативов, а на светские — без цветов, — злобно ответила она.
Позже подруга Марина отпаивала её коньяком и поучала:
— Никогда не спи с торсидой. Это фанаты, понимаешь, ты для них должна оставаться звездой, а не пи…
Марина появилась в её жизни уже после возвращения в Москву, тоже нашлась в сети, но никакого пиетета к Ольге как к писательнице не испытывала. Точнее, способность удачно складывать слова не застила от неё человека — того самого, который сейчас растерянно и пьяно вопрошал:
— Господи, да с кем же мне теперь спать?!
— С теми, кто не умеет читать.
Алёша не то чтобы не умел, но был совершенно равнодушен к бабскому творчеству или, вежливо говоря, к женской прозе. Заглянул однажды в её блог, пожал плечами — «не моё» и больше не интересовался. Зато после каждой записи не донимал вопросами: «Это про меня? А про кого?», и его безразличие к текстам льстило ей гораздо больше, чем пристальное внимание других. «По крайней мере, этот человек трахает меня, а не Марджори К».
Они познакомились весной и провели вместе чудесное лето, но всё ещё были очень осторожны — во всяком случае Ольга. Она боялась давить на него, давать волю сердцу, настаивать на свиданиях. Невозможно просто так снять трубку и спросить: «Ты где, чего пропал?» Он как-то слишком ей понравился, сразу и сильно, чтобы позволить рисковать — вдруг спугнёшь. «Это ещё не любовь, — говорила себе Ольга, — просто мне нравится с ним спать», — но хорошо понимала, что до любви ей осталась совсем немного, всего-то пара шагов навстречу. Только это должны быть его шаги. Но Алёша замер где-то на границе добродушной нежности, сексуальной дружбы, и Ольга не торопила его.
Они вообще не говорили о чувствах, наслаждаясь физической, а иногда химической близостью. Она так называла свидания, на которые он приносил какие-нибудь вещества, чаще всего — вполне законный алкоголь, но непременно редкого сорта. Если водку из агавы, то не текилу, а мескаль, если абсент, то не «ксенту», а чешский «кинг оф спиритс голд».
Вот и сегодня Алёша явился с пузатой литровой бутылью без этикетки — полупустой или наполовину полной, в зависимости от того, насколько оптимистичен смотрящий. Опять абсент, но в этот раз самодельный.
— Боже, что за бражка?
— Обижаешь, эксклюзивная штука, синий абсент, проверенные люди делали.
Ольга развеселилась. Конечно, кой-кому нужно бы завтра работать, но у неё давным-давно зрела забавная идея, которую как раз сегодня можно реализовать — именно под сомнительную выпивку.
Для будущей книги ей понадобилась информация о всякого рода внушениях, НЛП прочей словесной магии. Недолгие изыскания привели её к Милтону Эриксону, создателю одноимённого гипноза. Как уже говорилось, Ольга была не слишком образованной и глубокомысленной особой, поэтому для ознакомления с теорией купила простенькую популярную книжку да и читала её с пятого на десятое. К концу первой главы в её рассеянном воображении сложился довольно странный образ учёного и его приёмов.
Как ей показалось, основной особенностью Эриксона была глубокая страсть к растениям, конкретнее — к помидорным кустам. Говорить о них он мог бесконечно, стоило дать ему волю, как любая беседа сводилась к полуторачасовому монологу о помидорных кустах, под который его собеседники частенько засыпали. К тому же Милтон обожал всякого рода передёргивания и логические нестыковки, совершенно сбивавшие с толку тех, кому не спалось. При этом он оставался человеком кротким и терпеть не мог директивных заявлений, типа «ваши руки тяжелеют, ваши веки тяжелеют, ваши ушки…» — нет, ему нравились непринужденные конструкции: «Интересно, а вот ушки, ушки ваши тяжелеют?» И ошеломлённый пациент был вынужден признать, что его ушки буквально налились свинцом. Так, слово за слово, и родился эриксоновский гипноз.
Ольга очаровалась методом и немедленно захотела применить его на практике. Препятствие виделось только одно: она ничего не знала о помидорах. Понятно, что для длительного погружения требовалась масса информации о том, как они растут, расцветают, отпускают усики и покрываются пушком. Конечно, она могла вместо этого поговорить, например, о котятах — в конце концов, у них тоже усики и пушок, — но осознание ответственности не допустило самоуправства: человеческая психика это так серьёзно. Никаких вариантов, написано «куст» — значит, надо про куст.