Тот, кого уже никто нигде ничем не держит.
Нитка, бархат да иголки - вот и все дела,
Да ещё талмуд на полке - так бы жизнь шла и шла
Только солнце вижу я всё реже, реже1...
Я умолк и наступила тишина. Люди по-прежнему молчали, услышав эту старую песню. Они, в своём большинстве никогда не посещавшие концертов, слышавшие в своей жизни только электронную музыку, были в каком-то тихом восторге от живого исполнения. Но я чувствовал в этом молчании невысказанную благодарность толпы.
И решил усилить эффект, запев новую песню, которая по моему мнению будет понятна и близка всем слушателям:
- Я начал жить в трущобах городских,
И добрых слов я не слыхал...
Когда ласкали вы детей своих,
Я есть просил, я замерзал2.
Я исполнил всего лишь две эти песни, но люди, которые меня сейчас слушали, сделали правильные выводы. Я постарался раскрыть в них то, что должен чувствовать лишённый всего в жизни человек, мечтающий о малом счастье. Переселенцы поголовно были такими же как и мы, и моё исполнение песен задело струны их души и всколыхнули человеческие чувства. Я и мои друзья по ИТЛ сразу перестали быть для них чужими. Они поняли, кто мы. Они поняли, кто я. Меня перестали бояться, но стали уважать.
- Дядя Миша, а ты можешь мне спеть колыбельную? - пробившись вперёд, спросила меня та девочка, которая уже спрашивала меня про еду в городе Глинщево. Но её мать быстро оттащила ребёнка от меня и стала внушать, что к дяде-командиру нельзя приставать.
- Ты хорошо поёшь! - одобрительно заметил Лука.
- Где ты этому научился? - спросил Штык.- И молчал!
- А ещё споёшь? - попросила Лилиана. - Пожалуйста!
Но спеть в этот вечер мне больше не представился случай. Переселенцы вместо того, что бы разойтись и заниматься своими делами, окружили меня.
Я не хотел продолжать жить жизнью разбойника. Если я раньше вынужденно играл эту роль, то теперь такой необходимости не было.
Зато теперь, я, сидя у костра на каком-то ящике из под консервов, отвечал на многочисленные вопросы переселенцев. Вопросов было много, они касались самых различных сторон дальнейшей жизни и далеко не на все у меня был готовый ответ.
Да, мы едем в Сибирь. Подальше от радиации и болезней, которые она вызывает. Где будем жить? Построим тёплые дома конечно! Еды у нас хватит на год, не меньше. Продуктов мы ещё запасём на несколько лет вперёд. Потом разведём огороды, сады посадим. Правительство у нас будет своё, казачье. Вы не ошиблись. Я теперь казачий атаман. Атаман походный. А вы все теперь казаки и казачки. На полном серьёзе конечно. Нет, без организации никак нельзя. И врачи у нас будут, у которых лечиться будет можно. А школу для детей мы организуем свою и учить их будем долго и не так как учились вы. Вы мало учились, поэтому даже не знаете, где Сибирь находится... Не холодно за Уралом! Я сорок с лишним лет прожил там и не замёрз. Печи русские будем из кирпича складывать. Нет-нет, русская печь - это не буржуйка железная. Русская печь в мороз тепло двое суток держать может, если её правильно сложить. Нет, я сам не умею их класть. А книги на что? В них можно прочитать, как это можно сделать. И книги найдём! Всё у нас будет. И коровы и козы тоже. Молоко коровье вы никогда не пили? Жалко. Сухое молоко - это химический продукт. А раньше было не так. Съел четыре блина с животным маслом и густой сметаной и сыт целый день. Когда это было? Давно. Но почему бы и нам всем так не жить? Кто нам помешает? Полицаев, этих эксплуататоров и кровососов, мы всех перебьём как бешеных собак. Для этого мы технику военную и оружие собираем. А вы как думали? Мы будем защищать свою свободу и не позволим какому-то мерину-бездельнику сесть опять нам, свободным казакам, на шею.
Вот примерно такой обстоятельный получился у меня первый разговор со станичниками. Я так теперь называть переселенцев буду. Всё-таки мы обозначили называть себя казаками. Не все мне поверили. Обязательно найдётся два-три человека, которых трудно убедить. Но они погоду не делают. Главное - заразить толпу общей идеей, раскачать её, показать ей путь.
Но этот разговор сразу перешёл в первое собрание узкого казачьего круга, которое я организовал безотлагательно. Кроме меня в нём приняли участие Валера Штык, Николай Кривошеев, Станислав Лука, Евгений Ёж и Лилиана.
14 августа 2134 года. 22 часа 48 минут по местному времени.
Орловская область.
***
С помощью Лилианы мы легко и быстро разобрались, что представляют собой казачьи звания и чины в начале двадцатого века.
Рядовой солдат назывался казак. То есть любой казак, достигший совершеннолетия, сразу становился рядовым. С рядового начинались нижние чины. У казака был чистый погон.
Ефрейтору соответствовал приказный, который имел одну лычку.
Унтер-офицерам или сержантам соответствовали два звания: младшего урядника и старшего урядника. Они носили на погонах две и три поперечные лычки.
К фельдфебелю или к армейскому старшине приравнивался вахмистр. Широкая лычка на погоне.
Звание прапорщик именовалось подхорунжий, который носил на погоне одну звёздочку.
Далее, после низших чинов шли младшие офицеры, или как их тогда называли обер-офицеры.
Лейтенант - хорунжий. Погоны его были с одним просветом и двумя звёздочками.
Старший лейтенант назывался сотником. Он носил на погонах три звёздочки. Но командовал полусотней.
Капитан назывался - подъесаул, командовал казачьей сотней. Погоны имел с четырьмя звёздочками.
Майорское звание обозначалось словом - есаул. Нечто вроде комбата, под командованием которого могло быть от трёх до шести сотен казаков. Зато на погонах у него звёздочек не было.
Далее следовали штаб-офицеры или старшие офицеры.
Подполковник. Он назывался - войсковой старшина. Носил погоны с двумя голубыми просветами на серебряном поле и тремя звездами
Полковник. Командир полка. Погоны тоже с двумя просветами, но без звёздочек.
Атаман Походный. Это было генеральское звание.
Атаман Наказной - Начальник над всеми казаками Краевого уровня. Например, Донского казачества.
- Если я с этого часа называюсь Атаман Походный, - такими словами начал я совет. - То это означает, что мой ранг соответствует званию генерал-майора? Правильно я понимаю?
- Правильно, атаман, - подтвердил Лука, растянув по привычке рот в улыбке. - Не больше, не меньше.