— А что с ним стало?
— Простите?
— С создателем книжки этой. Ну как там ее. Арс чего-то там.
— Он сам был могущественным малефиком и участвовал в Великой войне. Конечно, мы его схватили и казнили. В двадцать шестом году, если мне память не изменяет, сразу после победы.
Лео благоразумно промолчал.
Инквизитор закончил беседу, кивнул Бьянке и велел идти отдыхать. Хотя куда отдыхать, скоро вечер. Некоторое время инквизитор сидел молча, глядя прямо перед собой немигающими, как у рептилии, глазами.
— Господин де Лерида, можно спросить?
— Спросите.
— Я просто подумал — ведь Рональда убили на учительском этаже. Его убили, когда мы с падре дежурили. Мы везде ходили, но учительский этаж не осматривали. Входная дверь туда запирается на ключ. У вас у самого два ключа, от коридора и от вашей комнаты. Получается, что убил кто-то из тех, кто имел доступ на этаж?
Инквизитор медленно перевел взгляд с противоположной стены на самого Лео, и тот в очередной раз пожалел о своей привычке влезать, куда не просят.
— Алиби учителей я конечно же рассматриваю. Ваше тоже. А с ключа легко снять дубликат, если задаться такой целью, господин Грис.
— Запасные ключи у коменданта хранятся, но он всегда сидит у себя, а шкафчик наверное заперт. Если кто брал запасной ключ, то комендант, наверное, знает.
— Что ж, давайте посмотрим.
Комендант, как и следовало ожидать, визиту святейшей инквизиции не обрадовался. Де Лерида сухо расспросил его и велел показать где хранятся ключи. Шкафчик действительно наличествовал, со стеклянной дверцей и рядами латунных крючочков приделанных к обшитой зеленым сукном задней стенке. Замок самого шкафчика ожидаемо был сломан — комендант горестно сообщил, что недавно сломалось, а руки починить никак не дойдут, надо сказать Нойманну, чтоб сделал наконец… Только все это совершенно неважно, потому что он, комендант, всегда на рабочем месте — а когда уходит, то обязательно запирает дверь.
— Кто-нибудь брал запасной ключ от четвертого этажа интерната?
— Не помню такого, — потряс лысой головой комендант.
Инквизитор внимательно осмотрел все ключи, даже, кажется, принюхался, а потом снял с крючка один.
— Этот от чего?
— От интернатского подвала, господин инквизитор.
— Поглядите, — ключ сунули Лео под нос. — Что видите?
Лео внимательно присмотрелся. Ключ как ключ. Взял его из руки инквизитора и обнаружил, что тот скользкий и липкий. Потянул носом.
— Блестит, пахнет… каким-то техническим маслом? Замок, который он открывал, слишком щедро смазали?
— Нет. С ключа снимали слепок. Скорее всего, использовали оконную замазку, а чтобы не прилипла, покрыли ключ льняным маслом. Масло совсем свежее.
— О! Но это же от подвала ключ, а не от четвертого этажа.
— Именно. Знаете что, господин Грис, я пожалуй с вами подежурю ночью. Очень все это интересно, очень.
О, Ястреб! Лео совсем забыл — сегодня опять дежурство. Вернее, сегодня дежурство по утвержденному списку, на которое должны выйти трудовик с трудовичкой. Может, оставить инквизитора на трудовиков?
А если он обнаружит что-то интересное? Беласко говорит — держи врагов поближе!
Ладно, пойду обрадую Нойманна, что и сегодня он может спать спокойно.
Глава 4
За ужином снова давали тушеную капусту с картофелем и солониной, и то ли сегодня поварихе удалась стряпня, то ли Лео попривык — но он съел полную тарелку, и кусок ноздреватого черного хлеба съел, и запил все это двумя стаканами чая, слегка отдававшего мокрым веником и металлическим сахариновым вкусом.
После ужина некоторые подростки почему-то не разошлись, подождали пока взрослые поедят, а потом подошли к учительскому столу и придвинули стулья.
Оказалось, что сегодня учительница литературы Далия Вебер читала вслух письма, которые детям прислали из дома. Лео было непонятно, зачем делать это публично, но школьные правила строго предписывали проверять всю почту учителям и те, должно быть, завели обычай читать вслух, сочтя его менее мерзким. Несколько проштемпелеванных синим и уже вскрытых конвертов стопочкой лежали перед Далией.
Лео злился на нее за утреннюю выволочку от директора, потому что именно Далия обратила директорское внимание на сочинения, и вдобавок ему было неприятно слушать слова, предназначавшиеся для личного чтения. Но может быть, в письмах мелькнет какая-нибудь тень, ниточка, которая поможет распутать историю ребенка-мага, поэтому он остался.