Свёрток этот постоянно кочевал из сундука под кровать, из-под кровати – в тайник в саду. Дамиен боялся, что отец сумеет почуять в башне чужеродный предмет. Но магистр, наверное, плохо смотрел за сыном. И теперь свёрток был раскрыт, как раскрывался он только во время родительских отъездов, и из него были извлечены короткая кольчуга и настоящий воинский плащ. Купленные в городе на деньги, сэкономленные на хозяйственных расходах. Дамиен совсем не был так рассеян в делах с ячменем и пенькой, как полагал отец.
Кольчуга, легкая, плетеная «четыре в один», когда одно кольцо связывает две пары соседних, была ещё великовата весной, а теперь стала, наверное, совершенно в пору.
Дамиен с наслаждением вдохнул тяжёлый запах слежавшегося железа и каменного масла. Взял тряпицу и мел, натёр кольца, сразу заблестевшие. Снял обычную одежду и облачился с умелостью, достойной бродячего рыцаря: надел сначала простеганный кафтан, потом кольчугу, следом – пояс, поддерживающий ее, а сверху накинул плащ. Он торопился, хоть и уверен был, что слуги не посмеют войти в башню.
Короткая кольчуга с рукавами, недостающими до локтей, носилась обычно не в бою, а в городской сутолоке для защиты от случайного ножа. Её прикрывали кафтаном и плащом. Но Дамиен очень нравился себе в кольчуге и кафтан надевать не стал. Настоящего меча у него пока не было, и он прицепил на пояс кинжал. Дыхание юноши сбивалось, он был больше не в состоянии медлить.
Под тихий скрип колец Дамиен поднялся на самый верхний запретный этаж башни, успокоил на пороге зачастившее сердце. Магистр уехал, он воротится нескоро, но всё-таки хотелось поторопиться с задуманным.
Едва перешагнув порог чернёного дерева, Дамиен нашёл глазами пентаграмму, и увидел её вычищенной, наполненной горючей субстанцией и готовой к работе.
Юноша улыбнулся.
– Люкс! – произнёс он, зажигая разом и свечи, и огонь в пентаграмме.
А потом сотворил охранные знаки и начал нараспев читать давно вызубренное заклинание.
Глава 6. Опасный подарок
«Если кто-то и умеет верить, несмотря ни на что, надеяться на чудо, так это дети».
Олег Рой. «Семь признаков счастья»
Первый круг Ада Великой Лестницы Геенны Огненной.
Пещера Уединения.
Численный год Дракона,
месяц Арок, день его 8-й
– Ад не имеет неба – лишь бездну разверстую. Он не имеет земли – лишь пылающую твердь. Создания его бездушны и питаемы средоточием огня, – прочитал Аро и повернулся к отцу. – А что такое «средоточие огня»?
Юный инкуб восседал на троне, вполне равном другому такому же трону в противоположном углу пещеры, и листал подаренную отцом книгу. А тот стоял рядом, поглаживая на запястье живой браслет, и даже в ум не брал того, что роняет своё достоинство, находясь ниже сидящего на возвышении сына.
Ангелус Борн улыбнулся и кивнул, прежде чем ответил:
– Люди наделены душой, как ты уже знаешь. Душа непознаваема для них, потому что она больше их самости, следовательно, они плохо разбираются в самих себе и предпочитают рассуждать о нас. Мы, демоны – тоже имеем некое хранилище того, что нельзя потрогать или рассмотреть, нельзя понять. Люди называют это «нечто» – средоточием огня. Ты можешь увидеть его, если поранишься или заплачешь. Впрочем, легче всего тебе будет лизнуть собственную ладонь.
В углу пещеры вспыхнул флюид сухого воздуха, на миг осветив овальный каменный зал с двумя базальтовыми тронами, внушительные гранитные жернова и аккуратные стопки деревянных и каменных пластин у трона отца, а также светлые плоские камни, расставленные вдоль стен.
– А мы – как называем? – полюбопытствовал юноша, разглядывая ладонь, которую, разумеется, поспешил лизнуть.
Розоватая опалесцирующая влага сейчас с шипением испарялась с его кожи.
Юный демон был ярко и необычайно, но несколько болезненно красив даже для инкуба, вся суть которых источать в мир прелесть. Юноша имел удивительно светлую кожу и чистейший алый блеск зрачков. Однако он был ещё слишком наивен и совершенно не владел чарами своего обаяния – для этого следовало разменять хотя бы первое столетие.
Ангелус Борн вздохнул и не ответил. Он прошёлся по тщательно отполированному каменному полу, посмотрел, как стекает со сталактитов чёрная жирная субстанция, называемая сущими «кровь земли». Она легко воспламенялась и даже порождала неожиданные вспышки огня. Вот бы разобраться, от чего?
Да, он преступил сегодня все мыслимые запреты. Он сумел окунуться в холод людского мира! И явственно ощущал – именно такой мир был ему интересен, открывал новые перспективы, а, главное, манил свободой.
Ангелуса Борна занимало теперь в мире людей всё – философия, минералы, наблюдения за растениями, животными, звёздами. Вот только Аро… Он так мечтает о путешествиях, но в праве ли отец рисковать его спокойствием и будущим в Аду?
Сын имеет уже свои взгляды на мироздание, ведь он вырос рядом с отцом, больше озабоченным чтением и исследованиями, нежели придворной суетой: не только облечённые властью не благоволили к Борну, он и сам сторонился околотронной возни.
Но была и иная сторона правды, исходя из которой Борны являлись высшими демонами, способными жить в более глубоких кругах Ада. Способными, а значит и достойными! И место в Верхнем Аду Агнелус занимал сейчас до ужаса неподобающее. И Аро тоже был бы достоин иной судьбы… если бы род его не был низвергнут в холод!
Потому не только по прихоти отца, но и по причине тяготеющего над семьёй проклятия, юный инкуб с детства лишён был общения с малыми и незрелыми, как ему хотелось бы, наверное. Он не бултыхался сутки напролёт в вонючих гейзерных озёрах, не носился над магмой на летучих камнях, не мечтал об ароматном дыме преющих в адских кухнях душ, а всё время проводил в пещере, изучая и анализируя. И вопросы его становились оттого всё острее.
– А мы? – переспросил он настойчиво.
– Мы? – чуть усмехнулся Ангелус Борн, обернувшись и задумчиво глядя на сына, сидящего прямо и ровно, так уж заведено у демонов, немногое знающих об усталости тела. – Мы – слишком праздны и глупы, чтобы заглядывать в себя, Аро. Мы живём мучительно долго. Мы обеспечены многими умениями и силами уже по праву рождения. Это не способствует развитию наук. Науки – удел слабых. Так принято считать у нас, в Аду. А слабые людишки тем временем исследуют и изменяют мир...
Глаза Борна затуманились красноватой дымкой. Он завидовал этим странным существам, таким неожиданно сильным в своей слабости.
– А как именно слабы люди? – Аро перевернул страницу тяжёлой книги, украденной сегодня отцом из мира людей. Он с любопытством потрогал чуть выпуклые гравюры с маленькими фигурками. – Как муравьи?
Ангелус Борн рассмеялся: адские муравьи показались бы двуногим свирепыми огнедышащими бронированными хищниками.
– Нет, Аро. Люди гораздо слабее самых слабых из порождений Ада.
– А чем же тогда они питаются? Средоточием огня? Так же, как мы – душами?
Борн удивлённо уставился на сына. Ангелус часто любовался им. Не так, как отцы любуются обычно своими детьми, прикидывая, можно ли извлечь из них выгоду или наслаждение. Он просто любил наблюдать за Аро, радоваться его успехам в чтении и письме. Но теперь он был почти потрясён его детской прозорливостью. Они не изучали с ним так глубоко мир людей – его устройство и законы, но сын проник вдруг в самую суть.
Борн предощутил сейчас, что перед ним – будущий великий правитель Ада. Или… такой же изгой, проклятый, как и его отец!
А что если удивительную прозорливость мальчика обуславливала именно власть проклятия, нависшая над Борнами? Ведь говорят же, что главный наш учитель – страдания. И Аро страдал с раннего детства, сочувствуя отцу, которого не принимали в тронном зале Первого круга Ада, где была сосредоточенна вся светская жизнь, какая только и могла идти на задворках этого пограничного с двуногими мира. Такого никчёмного, что здесь даже не особенно преследовали за страшные в более глубоких слоях пороки – симпатии к тем же книгам, например. Борн слыхал, что даже правитель Первого круга Ада был замечен в чтении человеческих книг!