Демоница достала пудреницу, где на крышке помещалось обычное на вид круглое зеркальце, а коробочка была разделена на клетки. В клетках томились и сохли души самых стойких земных праведников, всю свою жизнь честно почитавших Отца людей Сатану. Заточение в пудреницу было отнюдь не жестоким для них, ведь это излишняя свобода разъедает души, заставляя их киснуть и покрываться плесенью, а вот в подсушенном виде бывшие святоши сохраняют и стойкость, и нежный аромат глупости, что в Аду считается особенно ценным. Ах, этот аромат глупости…
Тиллит потыкала в одну из клеточек пальцем, заставляя её обладателя страдать и извергать самые страшные проклятия (а мы знаем, что именно праведники особенно жутко ругаются), и губы её наполнились кровью, а глаза засияли.
Проклятия добавляют демонам жизненных сил. Для демона проклятие смертного – то же, что для людей блины со сметаной.
Подправив внешность, Тиллит, виляя бёдрами, прошлась вокруг трона, надеясь, что уже её возбуждающего запаха будет достаточно для пробуждения Правителя. Не добившись результата, она ещё раз открыла пудреницу, вдохнула мельчайшую пыль, на которую постепенно распадаются даже самые стойкие души, и оглушительно чихнула.
Чихание заодно убило и недозародившиеся демонические сущности, копошившиеся по углам. А правитель Якобус вздрогнул, уронил корону на пол и проснулся.
Корона, мерно звякая, покатилась по мозаичному полу из золотых пластин и кусков жирного чёрного уранита и замерла возле узкой миниатюрной ножки Тиллит, слегка напоминающей копытце.
Нет, на козу демоница была совершенно непохожа. Её ало-чёрное, но достаточно женоподобное тело, было прекрасно усовершенствованным телом земных красавиц, но вот ножки… Они были уж слишком малы, напоминая о том, что муж и жена, всё-таки, со временем становятся очень похожими друг на друга.
Якубус с тоской смотрел на мозаику пола. Пластины и камни образовывали несимметричный головоломный узор, что в сочетании с уникальными свойствами золота и урана обрекало на неудачу практически всю магию в пределах тронного зала. Якубус не мог призвать презренный обруч на плешь, прикрытую тщательно уложенными волосиками, сохранившимися по её окружности. Нужно было спрыгнуть и поднять его. Но тогда волоски всколыхнутся и обнажат лысину!
Правитель скрывал плешь, как иные скрывают заразную болезнь. Ведь, страшно сказать, но больше всего расположением и гладкостью она напоминала тонзуру неких монахов, к счастью, давно исчезнувших вместе с сопутствовавшей им цивилизацией.
Однако это не принесло старому чёрту утешения: монахи исчезли, но лысина-то осталась! И самые ушлые демоны всё ещё хранили древние гравюры со смешными причёсками, дабы Правитель не спал слишком крепко.
Бунт тонзурщиков был уже дважды жестоко подавлен в Верхнем Аду, но Якубус чуял, что опальных гравюр стало от этого только больше. Вполне возможно, что среди его подданных даже завёлся рисовальщик…
У Правителя закололо там, где у человека находится печень, и он, кряхтя, слез с трона. Тиллит, видя неподдельное недовольство супруга, тут же с почтением подняла корону, недоумевая, что же разгневало вдруг старикашку?
– Деверь? – злобно спросил Якубус, втискивая несносный обруч между рогами и нащупывая задом трон.
Они прожили с демоницей почти восемьдесят лет и давно уже не приветствовали друг друга без официальной необходимости. Греха досужих визитов и разговоров за женой тоже последние лет двадцать не наблюдалось.
Да, она всё ещё возбуждала его, нагая и прекрасная, но это и было худшим в их браке. Потому что, пользуясь похотью старого Правителя, демоница вертела им примерно так же, как собственным задом.
Услышав вопрос, Тиллит удивлённо подняла бровь и даже пожала плечиками.
– А кто? – не поверил Якубус. Он слишком хорошо знал жену. – Сношенница? Шурич? Дщерич?
Многочисленные родственники жены постоянно доставали правителя просьбами и жалобами. А Тиллит очень ревностно относилась к своему разветвлённому семейному древу. Особенно досаждала правителю её прапрабабка, бывшая когда-то жуткой развратницей и вступившая в далеко идущие связи даже с демонами самых глубоких адских кругов!
– Что-то слишком светлое, видно, приснилось тебе, исчадьице моё, – торопливо защебетала Тиллит. – Ведь семья Борна тебе всегда была симпатична…
– Толстого Борна? – мрачно уточнил правитель, чуя, что не ошибся, распознав визит жены, как семейно-политический.
– Борна Неудачника, мой вулканчик. Ты, наверное, помнишь его?
– Я – помню? – удивился Якубус.
– Это же племенник моей семиюродной тёти! – наигранно удивилось Тиллит. – Разве ты не помнишь тётю Аугусту? Она приходилась внучатой племянницей Гиллиаде Бром…
Гиллиада Бром и была той самой развратной и многолюбивой прапрабабкой жены.
Якубус нахохлился и забился поглубже в трон. «Ведь заповедано же было кем-то, что жениться надо на сироте», – тоскливо думал он, слушая перечисляемые супругой семьдесят семь колен родства.
– … и вот тогда его троюродная прапрабабушка…
– Да помню я твоего Борна! – не выдержав, взвыл Правитель. – Чего ему от меня надо?!
– Сущая мелочь, мой пакостник. – Всего лишь маленькую аудиенцию. Ты же не откажешь бедному Борну в ма-аленькой аудиенции? Это даже не официально, а так, поболтать перед ужином? Ну, лапушка?
Правитель вздрогнул. Лапушкой супруга называла его только тогда, когда в её куриной головке возникали просто запредельные кошмары бытовой мести. За отказ в этой «ма-аленькой» просьбе Якубуса ждали недели плохо прогретой лавы в ванной, зелёные густрицы вместо любимых синих, а уж чего стоила новая музовывальная поэма «Гнусавый грешник», которой Тиллит изводила его в позапрошлый раз…
Якубус передёрнулся: гундение молодого перспективного музеписца всё ещё стояло у него в ушах.
Тиллит сочла возможным принять судорогу за согласие, на миг материализовала от удовольствия новую шубку и весело испарилась. Стар становился Якубус, раз так быстро сдался. Глядишь, издохнет на пару веков раньше предсказанного – чем не праздник?
Как только сгинула тень любимой супруги, тут же, пока Правитель не передумал, возникла тень просителя.
Это был высокий стройный житель Ада с двумя ногами и двумя руками. Скорее всего, инкуб или демон-обманщик. Такие привыкают к человекоподобной внешности и с охотой используют её после в быту.
Принадлежал демон к семейной линии Борнов, Борнов-предателей, такая уж была репутация у этой уважаемой семьи. Конечно, быть отравителями или убийцами почётнее, но тут уж как повезло. Как говорится, что нашалили предки, то и носи, не марай. Впрочем, именно предатели в наши неспокойные времена считаются весьма надёжными партнёрами.
Якубус некоторое время потомил посетителя, считая, как падают в дальних пещерах капельки воды на сталагмиты, потом попытался пересчитать золотые плитки на мозаичном полу, как всегда безуспешно, и, наконец, кашлянул, понуждая вежливого посетителя высказать уже свою просьбу, а то ужин на подходе.
– Замер, лицезря, Правитель, – изящно извинился гость за чужую паузу.
И вдруг лицо его стало озабоченным и испуганным, словно смотрел он на Правителя, а видел дальним зрением что-то иное, что было вполне возможно, учитывая развитость дальнего зрения у высших демонов, но считалось в Аду ужасно невежливым.
«Так негалантен, что не может сдержать чувства и отбросить заботы? – удивился про себя Якубус. – Но ведь это же инкуб? Да, явно инкуб! А они в массе довольно образованны…»
– Меня зовут Ангелус Борн… – начал проситель, и Якубус ощутил, как зашевелились волоски на кончике его хвоста.
Нет, этот инкуб был отнюдь не из ветви лояльных к трону Борнов-предателей! Ангелус Борн являлся внуком Матиса Хробо, преступника и отступника! Его сын принял материнскую фамилию, но Якубус знал подлый список имён этой мерзкой семьи наизусть! И уж тем более знал, что Борн Ангелус пошёл по дороге деда, широко ступая! Он был проклят Сатаной и с позором изгнан из глубинного Ада!