– Чёт боязно стало жить, мейгир, – так же тихо ответил рыжий, называя магистра на южный манер и чуть картавя. Непослушные вихры его торчали из-под форменной кожаной шляпы, глаза бегали. – Ворьё лютует, бродяги воруют младенцев. А по окрестным сёлам опять крещёные языками ботают. Вроде как в город их не пущают, а я сам завчерась видал одного, с рожей прямо развороченной на четыре части. От них, говорят, бабы скидывают и мрут. Так ведь и вчерась по вечерней заре – прямо у ворот растерзали одну, молоденькую! Кровищи-то было, менгир! Кто говорит – что растерзали крещёные, а кто судачит про крылатую тварь…
Голос стражника сорвался на хрип. Парень зашёлся в кашле и едва не выпустил повод, а Фенрир и без того уже косился на начищенную пряжку его пояса.
Магистр Фабиус покачал головой, похлопал коня по морде, отвлекая от медного блеска. Он успел ощутить, как чья-то сила скользнула между ним и рыжим стражником, заставив парня замолчать. Но чья?
Маг оглянулся из-под руки, но не заметил в толпе горожан и приезжих – людей подозрительных, держащих спину излишне прямо или глядящих дерзко. И всё-таки кто-то помешал рыжему говорить…
Нехорошо встретил магистра Ангистерн, не любезно. Вот и предчувствия в руку!
Фабиус быстро перебрал в уме привычные препятствия, что могли бы поджидать его в городе, зная, что как только найдёт отгадку – беспокойство ослабнет.
Козни местных магов? Грязные делишки префекта?
Но тяжесть в груди не уходила, лишь затаилась, налив свинцом левую руку. Что ж за проклятое место, отец наш, Сатана, этот город?
Магистр вперился в болотистые глаза стража и прошептал формулу, излечивающую горло и дыхание.
– А по окраинам что слышно? – спросил он.
Но тут рыжего отодвинул дородный начальник стражи – в новых сапогах, с улыбкой во всё блестящее от жары лицо, с серебряным кубком в руках и глиняной бутылью. Он грозно зыркнул на подчинённых и предложил «почтенному мейгиру» отдохнуть в комнатах для гостей, покуда из почтовой не пришлют для него повозку или свежего коня. Уж что пожелает высокий гость.
Фабиус сдвинул брови. Предчувствие тут же взобралось по руке и кольнуло грудь. Он вгляделся в лицо начальника стражи, перевёл глаза на кубок…
Кубок был гербовой, серебряный. На печати горбился, расправляя крылья, дракон, символ правителя Серединного мира людей.
У торговых ворот – да серебро с драконом?
Маг грубо отстранил руку стражника с кубком и вскочил в седло. Фенрир обойдётся без отдыха! Скакали они сегодня лишь с рассвета до полудня, а предчувствие мага – это не шутки бродячего скомороха! Тем более магистр и не желал пить дрянное вино, пока досужие разносят слух о его прибытии в Ангистерн. Мэтру Селеку Грэ, городскому префекту и попечителю провинции Ангон, он был намерен заявить о себе лично! Хватит намёков и предчувствий! Пусть свершится то, чему суждено!
Фенрир оскалился, и начальник стражи кубарем отлетел от него, разом теряя и кубок с бутылью, и напыщенность. Если и не слыхали ещё в Ангоне про колдовского коня магистра Фабиуса Ренгского, то теперь уж точно придумают. В столице – и то болтают, будто откусил жеребец лорд-протектору Хеймы руку по локоть.
Фабиус слухам не препятствовал, дабы коня не свели охочие до породистых лошадей. Он пустил Фенрира не шагом и не в галоп – кентером. Медлить не стоило, но и торопливостью не отличается в человеческом мире даже смерть.
Город казался пустым. Полуденное солнце палило, навевая головную боль двум стражникам в медных кирасах и шлемах, что тащились посреди улицы, изображая служебное рвение. Могли бы и выпить в трактире вина, всё равно тишину нарушало лишь цоканье подков магистерского коня. Горожане отдыхали. Разве что в проулке, ведущем к рынку, колобродили нищие, приставая к редким прохожим, да прачки в ограде городской лекарни развешивали мытое бельё.
Дом префекта, как и положено, располагался рядом с ратушей, недалеко от центральной городской площади, носившей имя Ярмарочной. К ней почти прилегала площадь церковная, мощёная красным кирпичом. Вокруг церкви на необлагаемой налогом земле притулились самые бедные дома. Так было принято во всех городах людского мира – власть Сатаны и власть людей разделяла тонкая полоса самостроя.
Живущие здесь каждый день и каждую ночь могли наблюдать, как розовеют стрельчатые окна демонического здания, когда очередная душа отправляется через алтарный зал прямиком в Ад. Но для магистра церковь была всего лишь местом, где хранились списки родившихся и умерших да стояли клетки с магистерскими вестниками – воронами.
Подъехав к дому префекта, Фабиус отметил, что чиновник отгородился от черни забором, возвышающимся от узаконенного эдиктами локтя на два. Магистериум пока закрывал на это глаза. Сон его не мог длиться вечно, чего префект, как человек светский, имел право не знать. А вот чутьё могло бы и предупредить дурака о неприятностях, что могут последовать по приезду магистра, но какое у дураков чутьё?
Магистр Фабиус въехал с улицы, постучав в калитку для слуг (хотя прекрасно видел нарядные парадные ворота, выходящие на Ярморочную площадь) спешился и отдал повод выбежавшему навстречу служке.
Мужичок был измождённый, но чистенький. Руки у него дрожали и зрачки расширились от страха, когда он потянул за узду свирепо скалящегося чёрного жеребца. Магистр усмехнулся в бороду. На самом деле конь его был не более горяч, чем положено плизанским кровным, лишь подковы были магическими.
– Комнаты! – приказал Фабиус подбежавшим слугам. – Горячую ванну и вина!
И огляделся по-хозяйски, отметив, что окна на втором этаже закрыты тяжёлыми шторами.
– Господин префект отдыхают по-полуденному – подтвердила высокогрудая круглолицая ключница.
Рукава её были высоко закатаны, юбки подоткнуты так, что обнажали белую кожу щиколоток.
– Вот и не беспокой, – кивнул Фабиус. – Я отдохну с дороги в комнатах для гостей.
Он проводил глазами ладную фигуру служанки и снова ощутил, как шевельнулась в сердце игла… Да что с ним такое?! Следовало разобраться уже с этими предчувствиями. И провести сегодня же вечером серьёзный обряд, очищающий душу от страхов и проясняющий будущее.
Фабиус прошёл в гостевые покои, состоявшие из двух комнат – одна предполагалась под кабинет, вторая, с узким высоким окном, под спальню, – достал из седельных сумок, принесённых слугой, чистую рубашку.
Он не торопился. Знал, что префекту уже доложено о его приезде, однако страх и чванство не дадут чиновнику слишком поспешно выразить радушие. Мэтр Грэ будет бдеть и маяться неизвестностью, но не примет магистра раньше ужина.
Пока служанки суетились и грели воду, Фабиус распаковал парочку защитных амулетов, один от яда, в виде аметиста на золочёной нитке, а другой «ad patres» (к праотцам), внешне напоминающий перстень и усиливающий запястья при ударе кинжалом в битве с потусторонними тварями.
Достал он и письмо от здешнего магистра Ахарора Скромного. И едва успел пробежать его глазами, как давешняя ключница принесла вина и жаровню для ароматных масел. Она уже опустила рукава и оправила юбки. За её спиной теребила передник девочка лет двенадцати с полной корзинкой жёлтых слив. Платье ребёнка было таким коротким, что магистр видел поцарапанные коленки.
Служанка открыла пыльную бутыль и стала раскладывать на блюде сливы, загребая их из корзинки девочки. Потом отомкнула стоящий в углу сундук с посудой и бельём и достала из него знакомый магистру кубок.
Маг пробормотал «bis ad eundem lapidem offendere» (дважды споткнувшись о тот же камень), хмыкнул, оценил упруго налитую грудь служанки, сам плеснул на дно кубка (да, кубок был точно такой же, что пытался всучить ему стражник, серебряный, с драконом), пригубил и поблагодарил кивком старшую из женщин. На этот раз вино оказалось из подвала префекта. Оно не вскипело, когда аметист коснулся его, хотя у мага не было сомнений, что кубок просто создан для яда… А вот подсылать гостю малолетку было неумным шагом со стороны мэтра Грэ. Да, магистр был одинок, что уж говорить, и воздержание в последние дни было с ним в панибратских отношениях. Но устав Магистерия – это устав Магистерия. И переход женщины в детородный период доказывается легко.