Но тут магистр ухитряется разглядеть лица женщин, в панике выбегающих из дверей чёрного хода, ведь на первом этаже уже вовсю свирепствуют разбойники. И он разворачивает жеребца!
Тот, на полном скаку обрушивается всей мощью на оборванцев, что преследуют служанок. Алисса падает под его копыта, прижимая к себе глуповатую девчушку-прислугу. Но Фенрир ловко перепрыгивает женщин и зубами впивается в плечо бандита, размахивающего факелом.
Осатаневший конь не боится огня. Он носится по двору, как возмездие! Разбойники, горожане и нищие мечутся в пылающей темноте, и как призрак возникает в ней окровавленная конская морда!
Но магистр теряет силы: демон покинул его тело. Пот выступает по всему телу Фабиуса, сердце бьётся тяжело и гулко Он снова на лестнице и перед ним – толпа оборванцев.
Маг - один на её пути. Самые слабые валяются у него под ногами, верхние – не добравшись всего нескольких ступеней.
Мёртвых много. Трое из каждых четверых, что были на лестнице, лежат теперь искорёженными трупами.
Но больше дюжины вооруженных головорезов живы. Живы и настоящие крещёные, что прятались до времени за спинами черни. Их пятеро. Они лезут через тела мертвецов, пытаясь подняться выше. И они – не боятся.
Магистр Фабиус сжимает ослабевшими пальцами медальон. Он ищет внутренним зрением Алиссу: спаслась ли она? Ищет коня. Но сил не хватает, и он уже ничего не находит.
– Да ты – страшнее демона, маг, – говорит самый старый из крещёных. Сутулый и седой, с сухими пылающими глазами. Только в них – синева и белое, словно на зрачках у него бельма, как у слепого.
Бельмастый делает несколько шагов вверх по лестнице, бестрепетно наступая на мёртвых. Страх – лишь одна из внутренних стихий, он убивает не всех. Другие же стихии нутра ещё менее разрушительны. Гнев всего лишь съедает печень. Печаль – желудок, а любовь – сердце.
Разбойники не мешают крещёным. Они лишь поначалу хватаются за ножи, и тут же начинают озираться, готовясь отступить. Они тоже крепки духом, но не нанимались умирать там, где хотели грабить.
Кажется, что Фабиус криво улыбается. На самом деле он просто пытается разъять спёкшиеся губы. И не может.
– Уйди с нашего пути, маг, – говорит сутулый. – Мы убьём префекта и установим в городе другую власть. – Уйди же, пока не опомнились бандиты. Не эти, – он пренебрежительно кивает за спину. – Эти – наёмники. Но скоро очнутся те, кто им заплатил. Кто-то всё равно оседлает бунт. Один – ты не защитишь ничего. Силы твои на исходе. И Сатана не поможет тебе, это не в его правилах.
– Кто ты, чтобы говорить о Нём всуе? – кривится маг.
Губы его лопаются и выпускают слова. По губам течёт кровь.
– Я верю в настоящего Создателя, – говорит сутулый. – В того, кто сотворил и Ад, и людской мир. В того, кто всеблаг и всемилостив. Кто любит нас, ибо мы – его дети.
Фабиус только нервно усмехается. Потому что с улицы заглядывают уцелевшие бунтовщики и их ещё много, очень много. Трижды столько, сколько убитых, если он правильно оценил их число, пока демон владел его глазами.
Перепуганные и озлобленнее внезапными смертями товарищей, многие из них бросили грабёж и стекаются туда, откуда слышны голоса, к парадному входу в дом префекта.
Магистр не увидел, уцелела ли Алисса, жив ли конь. Ему хочется плакать, как плакал он в детстве над утопленными конюхом щенками.
Он поднимает сухие глаза к небу – но там лишь каменный свод.
– Нет никакого создателя – произносит он тихо.
– Это потому, что ты во тьме своих заблуждений, маг, вот и не видишь света, – смеётся сутулый. – Обрати к Нему помыслы. Он всеблаг. Он помилует всех!
– Что мне милость? – щурится Фабиус. – Души наши всё равно попадут в Ад. Иного пути для них нет.
– Есть, если ты уверуешь! – скалится сутулый. – Я видел тех, кто молился богу и умирал, и церковь твоя не краснела.
Бельма его, кажется, не выражают уже вообще ничего. Словно он видит в этот момент своего неведомого Создателя. Всеблагого и всемилостивого. А потому – не чувствует ни боли, ни страха.
Изуродованное лицо крещёного становится благостным и липким, или это кажется, Фабиусу, потому что к горлу его подступает рвота.
Вот если бы сесть, опуститься на этот грязный холодный пол, как на прекраснейшую из постелей?
Но демон медлит, и магистр врастет в мраморные ступени, как дерево в камень скалы, цепляясь каждым нервом, каждым ощущением тела.
– Маги много столетий обманывают народ! Нет никакого Ада! Есть сонмище бездомных тварей его! И маги подкармливают их душами, уверовавших в Ад! Поверь в Создателя, и душа твоя станет бессмертной! Как птица минует она адские пределы и устремится вверх! А уж там Всеблагой Создатель будет питать её своим светом. Вечное счастье после смерти ожидает тебя!
Бельмастый вдохновлялся безмолвием Фабиуса и врал всё громче.
«Какое бессмертие? О чём он? Где его доказательства?» – думал магистр, не имея сил отвечать. – Разве не видит он мощи слуг Сатаны? Церквей, растущих из семян его, словно деревья? Что может показать он? Где его небесные бессмертные души? Где эта смерть, не окрашивающая окна церквей Его?»
Однако толпа на пороге дома внимала сутулому всё трепетней. Ей не нужны были не доказательства, только сказки.
Среди десятков непогребённых трупов слова проповедника звучали особенно торжественно и обнадёживающе. Пожалуй, можно было даже не хоронить убиенных, если впереди людей ожидало лёгкое и бессмертное парение. Да и зачем вообще трудиться в текущей жизни, если после смерти тебе и так пообещали всё?
– Он велик и прекрасен! – вещал бельмастый. – Лицо его – сияет!
Магистр Фабиус покачнулся, но в тот же миг двери за его спиной распахнулись вовнутрь, и на лестницу шагнул демон.
В синем камзоле погибшего мага, с волосами, причёсанными по городской моде, а не рассыпанными по плечам. С серебряным наборным поясом, явно уворованным у префекта и такого же происхождения длинным кинжалом на левом бедре.
Впрочем, Фабиус глянул на него лишь мельком и с облегчением отступил к дверям, приваливаясь к косяку.
– Создатель!.. – продолжил, было, сутулый, но осёкся, уставившись на инкуба.
Демон взирал сверху благолепно и радостно. Происходящее забавляло его. Он был прекрасен.
Далее магистр не запомнил ничего.
Глава 16. Две женщины
«Любовь, а не немецкая философия служит объяснением этого мира».
Оскар Уайльд
Мир Серединный под властью Отца людей Сатаны.
Год 1203 от заключения Договора,
Месяц Урожая, день 13-й
Холодная вода омочила губы, стекла по бороде на голую грудь. И тут же запоздалая дрожь сотрясла тело магистра Фабиуса, вызвав кашель. Он застонал – боль, словно гаррота, сжала его голову.
Магистр Фабиус – страдал. Он был счастлив.
Знаешь ли ты счастье, когда пьёшь жизнь полною чашей? Когда не ведаешь страха, нужды и голода? Но вот ты один среди адских тварей, и бунтовщики рвутся вверх по лестнице, и смертный холод овевает тебе виски так, что волосы шевелятся от страха. И тело твоё немеет, и сознание меркнет, и мысли тонут посреди боли. Тебе кажется, что это смерть заглянула в лицо. Но вдруг, с холодом текущей по телу воды ты понимаешь, что жив. Это ли не счастье?
Воняющая уксусом тряпка прошлась по лбу, по щекам, противно захолодила шею. Мысли спутались. Магистру приснилось на миг, будто он – мальчишка, и расшалившийся приятель запихал ему за шиворот лягушку. Но сон тут же кончился, потому что затылок задрожал и закачался сам собой, поднимая новые волны боли.
«Да что же это! Да оставьте же меня в покое!»
Магистр Фабиус заставил себя поднять веки, и увидел сухие пылающие ужасом глаза и белые как облатка губы. Это была Алисса.
Она сидела на полу рядом с Фабиусом, держа на коленях его голову. Магистр пошарил здоровой рукой. Пол был тёплый, деревянный. Значит, лежал он уже не на лестнице, а внутри обеденной залы. У самых дверей, потому что рука нащупала и начало ковровой дорожки, что вела к столу.