– А почему не суккуб? – поинтересовался Борн.
– Они слишком похожи на женщин, – машинально ответил магистр и пожалел.
Потому что перед глазами всё-таки встал образ умирающей жены.
Тогда он уже знал, каково это будет. Ему хватило одной женской смерти. Смерти маленькой пушистой лисы с белым пятном на хвосте. Больше он не хотел бы пробовать, но бытию всегда всё равно. И оно говорит, – выбирай. И жизнь для него – не больше чем горсть песка, что течёт на вечные весы воздаяния. Песок падает на чашу, но весы эти никогда не качнутся. И никогда не наступит правосудие. Потому что никто не знает правых и виноватых. Нет таких богов, кто знал бы наверняка.
Вот так и маг знал, что ему не суждено понять, прав он или виноват. Может, соитие с инкубами и было противоестественным, а может быть, и нет. Инкуб – не человек. Его органы лишь похожи на таковые у человека, он не справляет естественных надобностей, не носит в себе семя.
Фабиус вспомнил смуглые тела своих любовников: невозможно гибкие и пахнущие пряностями. Кожа их была сродни дорогим тканям, дыхание – как мёд…
– Тебе понравилось? – спросил вдруг Борн и глаза его, потускневшие во время размышлений, снова вспыхнули и разгорелись.
– Что понравилось?! – вскинулся Фабиус.
– Соитие с инкубом?
Фабиус в раздражении приподнялся, отряхивая с камзола крошки, и… уронил хлеб. Горбушка полетела вниз.
Демон расхохотался.
Что-то в недрах земли отозвалось ему, и он замер, прислушиваясь.
– Пора, – сказал Борн. – Я думаю, раз ты знавал уже прикосновения инкубов, не смутят они тебя и сейчас.
Он крепко обнял магистра и шагнул с крыши.
Объявившись на пороге малого совещательного зала городской Ратуши внезапно, и невзирая на запертые двери, магистр Фабиус и инкуб Ангелус Борн ввели в ступор и без того измученных страхом членов городского совета.
Вялая беседа оборвалась, и в полутьме слышны были теперь лишь треск свечей да перекличка стражников, рассредоточенных у входных дверей, на лестницах и в окнах второго этажа. На первом же – все ставни были заперты изнутри.
Тем не менее, Фабиус и Борн успешно миновали и запоры, и стражу.
В Ратуше имелось несколько совещательных залов. В малом лучшие люди города сидели сейчас для экономии свечей. На столе, кроме свитков и амбарных книг, были лишь вода, молодое вино да сыр, принесённый главой сыродельного цеха как образец для поставок в казармы.
Борн поморщился. Он не пробуя, понял, что сыр – отвратительный.
Членов городского совета наличествовало двенадцать – главы торговых гильдий, цехов, казначей и хранитель городской печати.
Фабиус знал, что полный совет составляет обычно от тридцати до пятидесяти уважаемых горожан. Видно, многие ощутили сегодня тревогу в утреннем воздухе и не решились прийти в Ратушу. Или у них нашлись иные причины отсидеться дома?
Магистр молчал, мрачно разглядывая людей. Людей ли?
Он искоса глянул на улыбающегося Борна: кого видит тот? Мага грызли сомнения.
Члены совета беззвучно томились вокруг длинного стола из морёного дуба. Во главе нахохлился старенький заместитель председателя городского торгового совета, мэтр Вабис, сухой, остроносый, губастый винодел. Сам глава успел с утра сказаться больным.
Молоденький тонконогий городской маг притулился с левого края стола, чуть в стороне от прочих. Он струсил и не пошёл на площадь вразумлять горожан. Теперь парню молча ставили в вину то, что он остался жив.
Рядом с ним страдал писарь, бледный, трясущийся от страха. Этот знал, что уж его толпа точно не пожалеет.
Совет успел созвать префект, дабы представить ему магистра Фабиуса. Город Ангистерн по обычаю Серединных земель был вассалом Церкви Сатаны, и Фабиус представляя здесь высшую власть. Покойный (уже лет двадцать) метр Грэ объявил его как столичного мага, образованного и наделённого особыми полномочиями. Он, видимо, назначил эту встречу, не сумев предположить, что Фабиус слишком быстро станет слишком опасен для него.
Разглядев лица, магистр понял, что префект правил в Ангистерне твёрдой рукой, допуская к кормилу лишь самых слабых из городской знати. Безвольные скошенные подбородки, плохо прикрытые растительностью, вялые челюсти… Мэтр Грэ тщательно способствовал отбору кадров. Только двое цеховых мастеров – суконщик да оружейный кузнец – казались людьми крепкими. Ну и молодой маг был в меру вертляв и бодр. Магов голосованием не выбирают.
Борн глядел на людей с усмешкой, и мешать Фабиусу в задуманном явно не собирался. На инкуба же смотрели с ужасом.
Оправившись от несколько неожиданного появления незваных гостей, мэтр Вабис поднялся на встречу и заблеял что-то, подобающее моменту. Искренности в голосе старика не было. Как и почтительности – магов в городских советах никогда не любили, и если бы Фабиуса разорвала толпа…
Но, к сожалению, не все проблемы решаются сами собой.
– … высокое присутствие такого дорогого нам гостя и его гм… сопровождающего его…
– Я тоже благодарю Отца нашего Сатану, что сохранил вас всех в добром здравии! – отрезал магистр, усаживаясь напротив мэтра Вабиса. – Начнём же!
Скалясь, рядом уселся Борн. И с удовольствием уставился на молодого мага, единственного, заподозревавшего в госте нечто знакомое.
– Ждать штурма – бессмысленно, – начал магистр в лоб. – Один Ратушу я не удержу, разве что уничтожу полгорода. В такой тесноте нет места избирательной магии, а нападающих много. Не думаю, что хорошо будет разрушить ратушу, чтобы уберечь её же от бунтовщиков!
– Но ч-что же т-тогда д-делать? – продребезжал Вабис и начал громко сморкаться в манжет.
– Нужно договариваться, – сказал Фабиус твёрдо.
– С б-бунтовщиками и бандитами?
– Да хоть с бесами, – усмехнулся магистр, вызвав у Борна приступ веселья.
– Но… – поднял, было, голос молодой маг, и тут же едва не захлебнулся – рот его наполнился вязкой патокой.
Он сделал несколько глотков, выпучившись и дёргая кадыком. На глазах выступили слёзы.
Борн продолжал демонстрировать безупречные зубы.
– Я предлагаю вызвать главарей бунтовщиков в Ратушу и пообещать им безопасность, – сказал Фабиус.
– Э-э… было бы гораздо разумнее… – замялся Вабис.
– Перебить их здесь же? – сощурился маг. – Возможно, мы так и поступим. Власть на то и нужна, чтобы нарушать клятвы.
Члены совета заёрзали неуверенно: да, нет ничего проще, чем наобещать черни с три короба, но ведь потом обычно меняют и голову, которая это наобещала.
– Выбора нет, – сказал Фабиус. – Иначе бандиты захватят Ратушу и изобразят здесь свою власть. А на следующее утро, как только они откроют ворота, город захлестнёт волна беженцев, и начнётся уже настоящий ад.
– Б-беженцы п-покинули город, – проблеял Вабис.
– Лишь те, кто умер, – вклинился невысокий плотный горожанин с эмблемой суконного цеха. – Многие бежали к реке и ночуют там. А у городских стен каждый час добавляются их сородичи. Горожане боятся, кто-то распускает слухи об идущей следом чуме.
– Как зовут тебя? – спросил Фабиус.
– Лобуш, мейгир, – наклонил коротко стриженую голову суконщик.
– Пойдёшь с нами, мастер Лойбуш, – кивнул Фабиус. – Мэтр Вабис выйдет к толпе и призовёт главарей на переговоры в Ратушу. Мы пойдём с ним, дабы поддержать его. Медлить дальше некуда.
– Эй, Кибо? Не надоело вам тут торчать? Трубани-ка в свой горн, пусть откроют нам двери? Разве ж мы тронем кого-то, а, ребята?
– Гойда!
– Айдате по домам, служивые! – кричали бунтовщики стражникам, стоящим в окнах второго этажа и на балконе, с которого раньше частенько обращались к толпе префект и члены совета.
Почти все стражники набирались из таких же горожан, что осадили ратушу. Их знали в лицо, и особой злости к ним не питали. Но были в страже и наёмники. И вот этим костлявая серьёзно грозила снизу сухоньким кулачком.
Фабиус вывел на балкон мэтра Вабиса, поддерживая его под острый локоть – ноги у старика идти не хотели. Суконщик напирал сзади. Никто и не заметил, что Борн исчез вдруг, растворившись в тёмном коридоре Ратуши.