Борн удивлённо воззрился на мага.
– Кузнец? Что за кузнец? – он помутнел глазами, видимо, всматриваясь в прошлое. – Это… Это даже не бес. Зачем? Я не понимаю тебя, маг!
– Да и я не понимаю тебя! – Фабиус насытился, но не подобрел, а озлился.
Он думал, что вся эта история закончилась, наконец. Инкубы, постоянный страх смерти или ещё более жуткого пленения души, на которое, в Аду, говорят, способны. И вдруг вся галиматья началась сначала – тайны, загадки, обманы!
– Зачем ты явился сюда, инкуб? – маг вытер лицо, отшвырнул салфетку и поднялся из-за стола.
Стало тихо, лишь Саймон шумно дышал за плечом магистра.
– Ну? – Фабиус в упор уставился на Борна. – Чего это ты расселся на моей родовой земле?
Инкуб сидел, нахмурившись. Он был гораздо сильнее мага, но ему словно бы вообще не приходило в голову, дохнуть жаром и испепелить уже эту человеческую букашку.
Борн думал о чём-то своём, и думы мутили его глаза и застилали лицо.
– Пойдём! – он вдруг вскочил и отпихнул стол в сторону, словно тот был не дубовый, а сплетённый из лозы. – Иди за мной!
Шатёр взметнулся, пропуская его. Тяжёлая кисть едва не задела магистра по лицу.
– Смотри! Смотри же!
Борн сбежал вниз, остановился у обрывистого берега и указал на остров Гартин.
– Видишь?
Сначала маг не заметил ничего.
Река текла себе, вспениваясь у камней и древних каменных опор развалившегося моста. Трава побурела уже, и птиц не было видно, верно, они улетели зимовать в более тёплые места… Что же смущало демона?
Маг вглядывался и так, и этак и уловил наконец тонкую колдовскую пелену над островом.
– Что это?
– Он! – воскликнул Борн. – Он не желает никого пускать! Я не знаю, что с ним! И моей хитрости не хватает разрушить сеть так, чтобы не причинить вреда тому, кто её сплёл!
– Но кто? – удивился магистр и ощутил, как сердце упёрлось ему в ключицу, отозвавшись болью в левой руке. – Кто может быть там, на МОЁМ острове?
Борн тяжело дыша уставился вниз, и прямо на прибрежном песке вспыхнул огонь
– Я покажу тебе, маг. Смотри в огонь! Смотри же! Ты знаешь, я плохо умею лгать!
И Фабиус смотрел так напряжённо, что слёзы выступили у него на глазах. И увидел самый верхний, пентерный, священный зал собственной колдовской башни. И пылающую пентаграмму на его полу. И жирандоль с сорока свечами. И различил в пылающих отсветах пентаграммы своего сына Дамиена. Он был в короткой кольчуге и в плаще, больше подобающем воинам. Мальчик смотрел в пентаграмму, и глаза его пылали, как у демона.
Глава 27. Только в огне
«Если цель — спасение души, то цель оправдывает средства».
Основатель ордена иезуитов Игнатий де Лойола
Мир Серединный под властью Отца людей Сатаны.
Магическая башня на острове Гартин.
Год 1203 от заключения Договора, месяц Урожая, день 9-й.
– Смотри на меня, демон! – голос ломок и юн.
Юноша высок и крепок: мерная кольчуга сидит на нём, как влитая. Он тёмно-рус, поверх кольчуги – чёрно-алый, подбитый куницей, плащ, на ногах – мягкие кожаные сапоги. На шее… Амулет, называемый «via sacra» или святой путь. Довольно неприятный, но стальной, а это срезает для потусторонних половину его веса.
Тяжёлое, смуглое тело демона возится в очертаниях пентаграммы, пылающей на гранитном полу магической башни. Это инкуб: он черноглаз и черноволос, пугающе красив, даже пот его пахнет заморскими пряностями. Руки и ноги демона растянуты по углам заклятьями, но голова подвижна, он оглядывается. Глаза горят, словно угли.
Впрочем, униженное положение демона позволяет ему видеть лишь стены из чёрного шерла, что отражает магические атаки, тяжёлые, прокопченные балки стрельчатого потолка, да жирандоль с сорока свечами. Ибо сорок – число властвующего человека.
Юноша полон любопытства и трепета, но старается хранить высокомерие. Пленника он разглядывает, борясь с холодком у сердца. Потаённо прислушивается: не застучат ли по винтовой лестнице магической башни сапоги отца. Старый маг ранним утром покинул город, обещав вернуться через сорок восходов. Но желания и дороги людей переменчивы, потому юный маг немного трусит.
Башня, однако, молчит, даже если внимать ей колдовским слухом. А если слушать так, как это делают молоденькие оруженосцы или белошвейки с тонкими локонами вокруг нежных ушек, то с улицы и вовсе не протечёт ни звука. Таково одно из заклятий старого мага, противника скотского рёва и людской болтовни. Юноше кажется иногда, что отец просто боится мира. Особенно, когда он повторяет: «Желание каждого – обрести Вселенную, но Вселенная рано или поздно торжествует над всеми!»
Отец часто говорит запутанно и непонятно. Юноша знает, что рано или поздно каждый становится землёй. Но ведь сначала смертные проживают очень разную жизнь? Так стоит ли каждый день начинать с напоминаний о бренности?
Демон издаёт рёв, больше похожий на жалобный стон. Мышцы его подрагивают в попытках нарушить колдовские путы, по напряжённому горлу пробегает судорога, потом ещё одна... Наконец вырывается натужное:
– Чего-ты-хочешь?
– Тебя, – заявляет юнец и скользит глазами по распятому телу, не стесняясь его наготы.
Демон для юноши не более чем животное. Мы же не задумываемся о том, почему свиньи в хлеву не носят штанов?
Юный маг успокаивается постепенно. Всё вокруг знакомо ему. Он считает себя экспертом по смуглым точёным телам инкубов. Он знает, что таковые уже отдавали отцу жизненную силу здесь, в верхнем зале магической башни.
Парень тоже хотел бы обрести могущество. Но отец пока не разрешает ему испить настоящей власти над миром живых, неживых и мёртвых, заставляя упражняться абстрактно, ухаживать за магическими предметами, изготовлять зелья и учить наизусть колдовские книги.
Юный маг ощущает себя, порой, музыкальной шкатулкой, которую то и дело заводят медным ключиком, дабы услышать что-нибудь из впечатанного намертво. Хотя бы из того же «Словаря демонологии»:
«…где есть тело – там есть дыхание. Твоё тело есть вдох, а тело инкуба – есть выдох. Обрети его выдох – и ты обретёшь энергию, недоступную миру смертных. Душа демона будет питать тебя, пока он не истает в пентаграмме…»
Рецепт силы так прост. И на пути только одно препятствие – родной отец, якобы желающий добра. Моложавый, стройный, подвижный в свои сто шестьдесят шесть. И даже доказавший, что и семя его…
Юноша ёжится от воспоминаний. Он вырос без матери и сразу же, как спросил о ней, была ему открыта тайна её мучительной смерти. Как и невозможность долгой любви и постоянной связи для настоящего мага.
«Ибо! – тут отец всегда поднимал обезображенную химерой кисть левой руки и тыкал пальцем в небо, или в потолок башни. – Во время соития человек потеет, а так же открывает доступ к слюне, доступ к волосам, доступ к крови посредством царапин и укусов, доступ к семени. И в совокупности мы имеем потерю флюидов – самых ценных частиц тела, с помощью которых враг сможет сотворить с тобой всё, что пожелает. А врагу легче принять облик самого близкого для тебя человека».
Но пока у юноши нет никаких врагов, кроме занудных колдовских книг, а желать всё равно имеет право только отец.
Горы томов, переплетённых в телячью кожу, что должны быть выучены, растут перед кроватью юного мага. Но самые главные книги ещё впереди, те, что не позволено даже выносить из башни. Именно в них сокрыты главные секреты магического мастерства, которое сделает его таким же великим, как и отец. Но и таким же старым и мёртвым внутри! Зачем ему тогда вечная жизнь?
Под длинным пологом кровати Киника лежат совсем другие книги: о рыцарях и прекрасных девах, о мужестве, чести и бесчестии, о волшебных странах и ратных подвигах. Если о них узнает отец…