– Но что я могу с этим поделать? – устало спросил Борн, едва шевеля губами. – Я же не Сатана, чтобы быть с каждым таким, каков он есть.
Демон замёрз, его бил озноб, неявный, впрочем, для человека. Разве что кожа инкуба слегка посерела, а радужка глаз стала тусклой, но таких мелочей разгорячённый думами маг сейчас в упор не замечал.
– Ты должен пообещать мне, что сам не станешь слушать моих мыслей! – нахмурился он, мучимый попытками не вспоминать о разговоре с Хелом.
– Хорошо, – безучастно кивнул Борн.
Ему было всё равно. Он промёрз почти до нутра, и тело его требовало огненного купания в родной горячей лаве. Он озирался, выискивая хоть что-то подходящее… огонь в очаге летней кухни? Не магма, слишком воздушен, но всё-таки…
– Идём в башню, – буркнул магистр и, широко шагая, пошёл вперёд.
И Борн бездумно потянулся следом, слегка размываясь от усталости и концентрируя плоть в точке каждого следующего шага. Слуги выглядывали едва ли не из-за каждой двери, провожая глазами странного незнакомца, появившегося ниоткуда. Незнакомца голого и шипящего, словно мокрая сковородка на огне. Исчезающего через полшага и появляющегося снова.
Сам магистр никогда не позволял себе пугать слуг дешевыми фокусами, вроде оборотничества. И теперь они были потрясены.
Поднявшись к себе, Фабиус в задумчивости рухнул в кресло, вцепившись в отросшую бороду, а Борн шагнул к камину, что маг разжигал сам, ибо слуг в башню он не пускал вообще.
Последние силы демона ушли на то, чтобы воспламенить взглядом поленья, к счастью, уже аккуратно сложенные в очаге.
Сухие дрова вспыхнули живо и дружно, и Борн, преклонив колени, со стоном запустил руки в огонь по самые плечи.
– Что ты де… – маг возмутился, было, но оборвал сам себя, заметив наконец странное состояние демона. – Замёрз ты, что ли? Так это надо водки! Постой-ка…
Он встал, начал копаться в сундуке за креслом, пока не извлёк большую глиняную бутыль, бережно обвязанную жгутом из соломы.
Магистр Фабиус сгрёб с одного из низеньких столиков, что стояли вдоль стен, грубую домотканую скатерть, бросил её у камина, водрузил туда бутыль, достал из другого сундука, что подпирал балконную дверь, две стопки, вырезанные из оленьего рога и плотно вставленные одна в другую, следом – волчью и баранью шкуры. Их он тоже бросил на пол, а стопки разделил с кряканьем и, зажав обе в кулаке, уселся рядом с Борном, даже не глянув, какая шкура попала под зад.
– Ну-ка, иди сюда, на тёплое! – стал командовать маг. – Глотни! Да и мне не помешает с устатку…
Магистр Фабиус торопливо обрывал самодельные печати с бутыли. Рябиновую водку он делал лично, и очень дорожил ею, считая первостатейным лекарством от зимней февральской хандры. Обычно раньше середины зимы Фабиус такие бутыли не открывал, но сегодня был случай особый. Демон замёрз – это ж надо!
Фабиус соскрёб сургуч с горлышка магическим ножом с серебряной рукоятью, другого не нашлось, разлил в стопки водку, по крепости, впрочем, напоминавшую хороший самогон. Огляделся в поисках закуски. Хлопнул себя по лбу и вытащил всё из того же сундука у балконной двери длинную, в локоть, полосу вяленой баранины, твёрдую, как деревяшка. Мясо он принёс в башню ещё перед отъездом в Ангистерн, чтобы оценить качество просушки, но позабыл о нём в суете.
– Вот и закусим с тобой, – приговаривал маг. – Может, и не жирно будет, ну так мы же и не жрать собираемся. Стопку-то не разлей!
Фабиус едва не вскрикнул, увидев, как неловко сползает Борн на овечью шкуру. Хотя пожалел не его, а водку.
Демон, однако, ничего не пролил, хоть упал на спину, и дышал теперь тяжело. Магистру пришлось приподнять его неожиданно холодную голову и поднести стопку прямо к губам:
– Ну-ка, по маленькой… – приговаривал он, пытаясь напоить инкуба.
Борн резко вдохнул, и напиток испарился. Только непонятно было, попал ли в горло?
Маг хмыкнул и налил ещё. Сунул стопку в руку лежащему демону. Резко выдохнул и быстро опрокинул свою долю. Крякнул: чудо как крепка и ароматна оказалась водка! Хороша была в прошлом году рябина!
Борну, вроде бы, стало чуть лучше. Он сел, помогая себе левой рукой. В правой – инкуб зажал стопку.
– Пей, пей, – маг понюхал баранину и стал отщеплять от неё волокна всё тем же магическим ножом: кто бы знал, куда делся кухонный, что лежал до отъезда на подоконнике?
Борн поднёс стопку к губам и глотнул. Напиток был холодным, но обжигал. Он, не понимая, дотронулся рукой до горла, по которому словно бы прокатился жидкий огонь.
– Мясом занюхивай! – поторопил маг.
И тут же сам опрокинул огненную жидкость, опять налил себе и демону, вытащив стопку из его малопослушных пальцев.
– Согрелся? – спросил он. – Какова, а?! Это только говорится, что водка. Зрелая рябина заливается крутым самогоном, чтобы горел…
– Горел? – переспросил Борн, едва шевеля губами.
Рябиновый напиток странным образом превращался внутри него в легчайшие пары, наподобие тех, что дают грешные людские души. Только водочный пар был ещё и горяч сам по себе, без греха.
Демон прислушивался к своему нутру и только теперь понимал, чем ему так нравилось раньше вино – оно тоже давало пары, но малые, едва заметные. Рябиновая же просто горела у него внутри, как будто сам он был вроде камина.
– Вздрогнули? – подсуетился маг, подсовывая Борну ещё порцию напитка. – Ты не поверишь, сколько возни требует настоящая рябиновка!.. – Маг привалился на здоровую правую руку, а стопку поставил на импровизированный стол из скатерти. Его потянуло на разговоры.
– Есть водка простая, деревенская. Надо взять зрелых ягод, очистить и обобрать их от стебля, перетолочь в ступе, положить в бочки, чтобы было до половины, залить горячею водою, укутать и увязать поплотнее, чтобы дух не выходил, и держать таким манером двенадцать дней и ночей. А как рябина закиснет, и верх в бочке покроется гущею, словно у винной браги, тогда брать из бочки, перегонять как брагу, и в четвертый перегон будет весьма хорошая водка. Но это – полная ерунда по сравнению с нашим с тобою напитком. Самому Сатане бы не стыдно…
Разглагольствуя, маг выпрямился, дотянулся до кресла и сдёрнул с него гобелен. – На-ка, накройся, вроде как знобит тебя!
Сам магистр тоже умостился у камина поудобнее, налил, глотнул и закрыл глаза, наслаждаясь ароматом и вспоминая, как сам резал чуть прибитые морозом тяжёлые кисти рябины.
– Мы с тобой тоже возьмём рябину, – продолжал он. – Годится не всякий сорт, а только сладкая, береговая. Собирают её после того как ягоды прихватят осенние утренники. Перебирают и моют ласково. Засыпают в бочонок, не уплотняя, до самой втулки и заливают самогоном. Можно тем же, рябиновым. Хорошо укупорив, ждут двенадцать дней, каждый день доливая по необходимости самогон. А потом в бочонок ввинчивается медный кран, и через него сливается вся жидкость и заливается обратно в бочонок, тем самым происходит перемешивание тинктур, дабы избежать повреждения ягод.
Маг вздохнул, вспоминая горьковато-сладкий дух от сливаемого напитка – ни капли в рот! Иначе магия приготовления будет нарушена!
Он приподнялся, дотянулся до стопки Борна. Опять налил обоим.
– Так вот, – продолжал он. – Через большой лунный месяц можно бы уже пить. Но мы с тобой лучше выпустим через кран 2 большие бутыли и дольём в бочонок свежей самогонки. А наши бутыли засмолим да поставим на год-два в погреб. Вот эта водка, что мы пробуем, с прошлого года. А есть у меня ещё в запасе заветная бутыль, коей уже три зимы минуло. Вот, верно, хороша!
Маг сунул в рот жёсткую мясную стружку.
– Ты закусывай, – подсунул он полоску мяса разомлевшему демону. – Согрелся, поди?
– Я-то – да. Немного, – поёжился Борн. – А вот он…
Демон показал магу левое запястье, где вместо браслета обитала на нём адская тварь.
Магистр присмотрелся и хмыкнул: похоже, тварь сдохла. Выглядела она совершенно окаменевшей.