Борн улыбнулся и положил ему на лоб обжигающую руку:
– Я вижу воду и говорю с ней!
Фабиус ощутил, как кровь закипает у него в жилах.
– ЭТОГО МАЛО! МАЛО! – взвыл Сатана. – ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ, ЧТО ДАЛЬШЕ!
– Я же не идиот! – покачал головою Борн. – Кроме стихий – есть ещё свет и тьма!
Сатана взвыл, и мир задрожал мелкой дрожью. Солнце заметалось в пыли, грозя быть засыпанным песком!
– Не успеешь, – отрезал Борн. – Да и Фабиус – есть подобие света, а я и ты – тьмы. Ингредиенты все здесь, у меня!
Борн воздел руки к Изменчивому и провозгласил:
– Я вижу тебя, отец мой, Сатана! Я вижу тьму! И говорю с ней!
И тут уже всё загрохотало и затряслось вокруг. Земля заходила ходуном. Тьма заметалась над ней.
– ТЫ РАЗРУШАЕШЬ ВАШ МИР! – взвыл Сатана. – Я ОБМАНУЛ ВАС! ДОГОВОР О МАГИСТЕРИУМ МОРУМ РАЗОРВАТЬ НЕВОЗМОЖНО! ИЛИ ВЫ БУДЕТЕ ПОВЕРЖЕНЫ ВМЕСТЕ С НИМ!
– Почему бы вдруг? Я просто заключаю свой договор поверх твоего. Он тяжелее, и ты чувствуешь это.
– Земля дрожит!
– Это рушатся твои церкви, они из единой тьмы, а земля станет союзом шести! Твои церкви не выдержали равновесия, отец. Мне жаль. Уйди же прочь!
– Я ПРОКЛИНАЮ! ПРОКЛИНАЮ ТЕБЯ!
Борн пожал плечами: он уже много тысячелетий был проклят.
А потом из пылевого мешка вышло солнце и ослепило людей.
– Я вижу свет, – сказал Борн. – И говорю с ним.
Фабиус лишь слышал это. Свет ударил по его глазам, и он не устоял, со стоном опустившись на… песок. Кругом был просто песок. И былинки сухой полыни под пальцами…
Если бы Фабиус сумел открыть глаза, он бы увидел холмы и дорогу, убегающую в Лимс.
Глава 34. Аро или Дамиен?
И чувства добрые я дрыном пробуждал.
Народная мудрость
На земле, день 1-й.
Алисса крепко сжимала палку, но чудовище возвышалось над ней на локоть, и кожа его была толстой, как камень. Алисса не боялась за себя, тварь была неповоротлива, только за лошадь. Если этот урод сожрёт лошадь, куда им деваться?
Алисса закричала изо всех сил и врезала по кривозубой морде. Тщетно! Монстр продолжал надвигаться на бедного мерина.
Лошадь, не имея возможности видеть чудовище, а тем более убежать от него, глухо стонала и пыталась переступать спутанными ногами.
Вдруг словно бы из-под земли выскочила чёрная тень и вцепилась адской твари прямо в круглый немигающий глаз!
Алисса вскрикнула и отшатнулась. А потом разглядела, что это не тень, а худая облезлая кошка.
«Надо же! – удивилась Алисса. – Маленькая, а какая бесстрашная! И уж больно похожа на бедную фурию – такая же чёрная и несчастная на вид».
Тварь на кошку отреагировала не по тварски – закричала жалобно и неожиданно тонко для такой огромной туши, а потом и вообще попятилась, села на задницу. Лапы её были слишком коротки, чтобы достать до глаза, а кошка разбушевалась не на шутку.
– Пошла прочь! Прочь! – заорала Алисса и начала с удвоенной силой молотить зверюгу по другому глазу, видно, это было её единственное уязвимое место.
Тварь пятилась, отталкиваясь передними лапами и вспахивая землю тяжёлой филейной частью. Она неуклюже попыталась встать и броситься в контратаку, но в небе вдруг посветлело, и земля закачалась, но не выдыхая, как раньше, а словно бы делая вдохи, чтобы закрыть распахнутые кругом жадные рты провалов.
По крайней мере, так показалось Алиссе.
Твари вдохи земли не понравились. Она подскочила, изо всех сил поковыляла к разлому. Но толстые ноги ее были слишком коротки. Разлом, из которого она вылезла, вздохнул и, выбросив струйку пепла, закрылся.
Тварь закричала по-птичьи, от неё стали отваливаться куски плоти, тут же застывающие, словно обломки гигантской скульптуры из глины и песка. Алиссе стало жалко её, ведь тварь была поначалу живой, пусть уродливой, страшной, но живой. Да и не успела она наделать вреда.
Кошка же ощущала себя победительницей. Она подбежала к повозке, гордо задрав хвост, скрипуче замяукала, почуяв съестное.
– Сейчас, сейчас, – сказала Алисса, и, прикрыв локтем лицо, стала смотреть на небо.
Солнце разгоралось всё ярче. Стало понятно, что уже далеко за полдень.
Алисса вдруг и сама ощутила ужасный голод и такую усталость, что ноги ее задрожали. Кошка опять замяукала, теперь совсем тонко, и женщина побрела к повозке.
– Ох ты, бедняга, – бормотала Алисса. – Сейчас, глупая, не кричи. В повозке есть хлеб и сыр.
Она с трудом прошла два десятка шагов, привалилась к колесу.
– Эй! – закричала Алисса, чувствуя, что сил больше нет совсем, и что её бьёт озноб от запоздалого страха. – Вылезай ты, никчёмный дурак! Поехали!
Возчик, однако, больше напоминал кучу ветоши под повозкой, чем затаившегося там человека. Только Белка смотрела из-под сена красными от слёз глазами. Она ещё не верила, что всё закончилось.
Не дождавшись от возчика даже мычания, Алисса полезла внутрь повозки, цепляясь за колесо. Кошка прыгнула следом.
Женщина нашарила в узелке сыр и отломила кошке.
А потом она обняла зарёванную Белку, полежала немного с прикрытыми глазами, давая себе ощутить, как солнце поглаживает по лицу, поднялась, выгнала из-под повозки трясущегося от страха мужика, распутала коня, пришёптывая: «Да стой же ты, стой…»
Потом сама села править, не надеясь уже на возчика, и полуочумевший мерин, всхрапывая и косясь, потащил возок по изорванной шрамами дороге. Возчик ехал в сене вместе с ребёнком и кошкой.
Тиллит застыла на песке в окружении трёх десятков чертей и бесов. Четыре потрёпанных магистра простёрлись в пыли. Крещёные сидели на высоком холме у реки, оттуда доносился их жалобный вой.
Борн огляделся. Взгляд его коснулся демоницы.
– Я... Я пришла к тебе, потому что любила тебя, Борн.
– Прочь, дура.
Борн помог Фабиусу подняться.
– Тебе нужно бы попить воды, маг. Пей, как следует. Я много взял от тебя.
Фабиус поплёлся к реке. С трудом спустился по тропинке к воде, берег здесь был обрывист. Из воды на него смотрел старик с красным от жара лицом и абсолютно седой бородой.
Он попробовал представить чашу, чтобы напиться, потом пробормотал формулу – ничего не вышло. Тогда он встал на колени, зачерпнул ладонями воду и стал жадно пить.
Демон подошёл и встал рядом.
– Почему ты не сказал мне, что это – Дамиен? – спросил маг, смачивая водой обожжённое лицо. – То есть, что это – наш мальчик похитил Алекто? – маг с трудом поднялся, ноги его тряслись.
– Мог ли я доверять тебе? В Аду принято так: если ты добил лучшего друга – ты до самого дна души создание Ада, и Ад пожрал тебя всего, а если не добил – ты слишком слаб для Ада, и, оклемавшись, униженный милосердием друг добьёт тебя сам.
– Ну, если ты не знал или питал иллюзии… На земле всё точно так же.
– Жаль. Мне нравится разнообразие земли. Её металлы. Её растения. Её элементали. Я изучил химию Ада слишком легко. Здесь – простор для науки великолепен!
– Это верно, – кивнул Фабиус. – Науки всегда завораживали меня, давали пищу уму и восторг телу. А приходилось считать овёс для посева, да распекать ленивых слуг.
Магистр вымученно рассмеялся. Он боялся ещё раз посмотреть в воду и увидеть себя седым.
– Я умру? – спросил он, наконец. – Магия больше не слушается меня. Если она вышла вся… то я ведь давно пережил любые старые кости…
– Ничто не может выйти всё, иначе и я не стоял бы рядом с тобой. Да, мир стал более твёрдым, в нём теперь не слепишь так просто из образов свечу. Но, пожалуй, зажечь её – всё же получится. Огонь лёгок. Как и прочие стихии, кроме земли. Они будут немного поддаваться вашей слабой магии, я думаю. Договора-то с Сатаной никто не отменял, чтобы он там не пытался выдумать сегодня. Впрочем, древние книги говорят, что твои предки владели иным – магией машин и железа. В этом твой путь. Молодость же не сразу покинет тебя. Ведь ты создал её не магией, а наполнив свою кровь флюидами демонической жизни. Это не образ, но иное. Не бойся же. Твоя борода всего лишь побелела от страха. Сколько-то у тебя впереди, если не сумеешь снова поймать в свои сети инкуба.