— И как это поможет нам найти Аннель? — раздраженно воскликнул он.
— А вы придумали уже план, который поможет? — сухо осведомилась госпожа инспектор.
Иштван, не желая открыто признавать, что ничего полезного так и не смог придумать, попробовал свести дискуссию в беспроигрышную плоскость этических норм:
— Безопасность девочки важнее вашей эпидемии, скорее всего, вообще не существующей!
— Ну вот и пообщаемся с жертвой моей эпидемии, чтобы точно убедиться, что ее не существует, — заключила магичка и прибавила примирительно: — Я здесь в служебной командировке, если вы не в курсе, мне в ежедневном отчете начальству что-то написать нужно. А по дороге обдумаем план поисков вашей принцессы.
Выполняя обещание старший инспектор на пути в лечебницу устроила Иштвану настоящий допрос, чтобы выяснить в итоге, что единственный и любимый учитель не знает о своей ученице почти ничего — ни кто ее подруги, и есть ли они вообще, ни чем занимается и с кем общается принцесса в свободное от уроков и Ложи трубадуров время. Единственное, что Иштван смог уверенно сообщить, это что на дне рождения Аннели год назад было много гостей из преимущественно знатных и богатых семей — не только из Бьора, но даже, наверное, и из столицы. И в основном эти гости были людьми взрослыми.
Сейчас это казалось странным, но тогда выглядело как-то естественно, вероятно, из-за самого формата празднования, проходившего в стиле великосветского приема. Как ни старались, выжать из этой информации что-то полезное для поисков Аннели ни Иштван, ни магичка не смогли.
Пострадавший маляр надежд Иштвана однозначно доказать отсутствие эпидемии проклятий в городе тоже не оправдал. Оказался он человеком малоприятным и склочным, склонным всегда и во всем винить всех подряд, без разбора и не утруждаясь ни логикой, ни доказательствами. Он и за единственный день своего пребывания в маленькой загородной лечебнице так допек абсурдными своими упреками и жалобами персонал и соседей по палате, что кровать его выкатили в результате в конец коридора и отгородили ширмой. Из-за которой загипсованный страдалец, вынужденный теперь определять наличие слушателей только на слух, при каждом шорохе и разражался визгливыми тирадами, обвиняя врачей, сестер милосердия, поваров, уборщиков и больничных тараканов в намеренном причинении ему всяческих обид и притеснений. В итоге все вышеперечисленные быстро освоили способы бесшумного перемещения и передвигались по лечебнице исключительно на цыпочках.
Появление новых объектов в лице старшего инспектора Вессне и Иштвана вызвало у прикованного к койке сложной системой веревочных растяжек маляра новый взрыв энтузиазма, и он принялся напропалую костерить «пепельного деда» смотрителя, зудевшего ему «под руку» и «сглазившего дурными своими придирками», бригадира, опять задержавшего недельную оплату, коллег, сколотивших леса «на соплях», и мэра, попилившего бюджет и поставившего для сборки лесов гнилые доски.
От высоких истеричных тонов его голоса зубы у Иштвана заломило почти как от сочинений Якоба, и он потихоньку отступил за ширму и дальше в другой конец коридора, куда сетования обиженного жизнью маляра доносились уже не с такой пронзительностью.
Дожидаясь стойко исполняющую долг и продолжающую допрос потерпевшего мадам инспектора, Иштван смотрел в окно, где на лужайке перед лечебницей гуляли ходячие пациенты, и вдруг узнал в сидящей неподвижно в кресле на колесиках женщине домоправительницу графа Шекая.
— Простите, — окликнул он проходившего по коридору врача, — это ведь мадам Сабоне там на прогулке в кресле? С ней можно поговорить?
— Да, конечно, — подтвердил врач, мельком глянув в окно. — Думаю, мадам будет рада. Она здесь уже вторую неделю, и ее никто не навещает.
— С ней что-то серьезное? — удивился Иштван. — Не знал, что она не здорова. Мадам всегда была такой активной и энергичной.
— У мадам Сабоне парез кистей обеих рук неустановленной этиологии, — неохотно ответил врач. — Больше ничего сообщить не могу, если вы не родственник.
Иштван поблагодарил врача и поспешил навстречу показавшейся из-за ширмы маляра магичке.
— Ну как вам, господин Йонаш, эта жертва? — поинтересовалась та.
— Примитивный энергетический вампир, — махнул рукой Иштван, маляр был ему неинтересен, в отличие от мадам Сабоне. — Сосет эмоции из окружающих, чтобы стать перципиентом проклятия, должен быть очень тесно связан с индуктором, скорее всего, кровно. Послушайте, здесь в лечебнице домоправительница Шекая! Она должна знать об Аннели больше всех. Идемте скорей поговорим с ней!