Ситуация дерьмовая. Но этот хмырь ошибся, когда сказал, что у меня не осталось козырей.
Один ещё в наличии.
Гарканов идёт на меня. Скрипя зубами, я одной рукой достаю из живота кинжал. А второй лезу в карман и вытаскиваю золотую авторучку.
— Ручка? — Холод даже останавливается.
— Не совсем.
Жму на кнопку, и ручка наливается сиянием. А через миг у меня в руке оказывается длинный меч, целиком сделанный из золота. Клинок вспыхивает и окутывается жарким пламенем.
Мой любимый артефакт. Солнечный меч.
Собрав остатки сил, вскакиваю и бросаюсь на Холода. Огненный клинок рассекает его грудь. Гарканов кричит и отступает. Призывает ледяной щит, но Солнечный меч проходит через него, как через горячее масло.
Остриё летит прямо в лицо врага. Тот в последний момент успевает уклониться. Ну, почти успевает.
Меч распарывает ему щёку на две половины. Кровь хлещет по лицу и шее, и Холод исчезает в серебристой вспышке.
Не успеваю даже повернуться. Только чувствую, как Александр появляется за спиной. А следом в этой самой спине вспыхивает жуткая боль.
Судя по всему, меня нашпиговали ледяными кинжалами. Десятком, не меньше.
Перед глазами темнеет. Я пытаюсь повернуться, но только запутываюсь в ногах и падаю. Вижу, как Гарканов подходит ко мне. Кончиками пальцев трогает располосованную щёку и морщится.
Ну, хотя бы новый шрам напоследок я ему оставил.
— Говорю же, ссыкло, — ухмыляюсь я. — Со спины нападаешь.
— Я ведь уже сказал. Предпочитаю решать проблемы эффективно.
Броском ледяного снаряда Холод выбивает меч у меня из руки. Тот в полёте превращается обратно в ручку и падает на опалённую землю.
— Прощайте, магистр, — говорит Александр.
У него в руке появляется свой меч — сделанный, само собой, изо льда.
Последнее, что я успеваю сделать, это разорвать связь между собой и Бугоросом. Не хочу, чтобы малыш погиб вместе со мной. Пытаюсь отпустить и Дюбу, но тот сопротивляется. Сам удерживает нашу связь.
— Хрен тебе, Дум! — рычит он вслух. — Сдохнем вместе!
Я хочу что-нибудь ответить, но не успеваю. Ледяной меч опускается, и наступает тьма.
Проходит целая вечность во беспамятстве. Но она сжимается до одного мгновения, когда я прихожу в себя.
Я что, выжил? Да как это возможно? Насколько помню, Холод опустил клинок прямо мне на голову.
Башка, кстати, раскалывается. И во рту вкус крови.
Ощущения странные. Такое чувство, будто я не помещаюсь в собственное тело. Какой-то наркоманский трип напоминает, будто я покинул пределы собственной плоти.
— Вроде перестало бахать, — раздаётся голос рядом.
— Видали, чё маги творят? А прикинь, если б они в городе такое устроили? — спрашивает другой.
— Мочить их надо всех!
Интересно. Речь наверняка о моей битве с Братством. Её зарево, походу, пол-Москвы наблюдало.
Глаза не открываются. Приходится приложить усилия. Ресницы будто слиплись.
«Так они и правда слиплись, — доходит до меня. — От крови».
Перед глазами всё плывёт. Темно. С двух сторон от меня — кирпичные стены. Далеко вверху — затянутое рваными тучами ночное небо. Пахнет мочой.
Слышу протяжный вой полицейских сирен. Они проносятся неподалёку, а потом отдаляются.
— Гля, пацаны. Очнулся.
— А ты говорил, ему конец.
— Ну так чё, это… Добивать будем?
Они про меня, что ли? Ну-ну. Попробуйте.
Посмотрим, кто кого сейчас добьёт!
Дальше разговор не идёт. Наступает нерешительное молчание.
С трудом верчу головой по сторонам, пытаясь сообразить, откуда исходит голос. Через туман, застилающий зрение, с трудом различаю три мужских силуэта. Какие-то придурки стоят в нескольких шагах и размышляют явно о том, стоит ли меня прикончить.
Пытаюсь подняться. Вот только ноги не держат. Всё тело вдруг взрывается болью, и я падаю обратно на асфальт. Из горла вырывается невольный стон.
Но я предпринимаю новую попытку. С третьего раза, опираясь на стену, всё-таки встаю.
Протираю лицо и смотрю на ладонь. Вся в крови. Ну, неудивительно. Странно то, что я вообще жив.
Перед глазами всё плывёт, и собственная рука кажется странной. Слишком худое запястье, слишком тонкие и длинные пальцы. И куда делось моё кольцо из адского оникса?
— Где я? — кое-как выдавливаю. Собственный голос как-то чуждо звучит.
— Чё, колдунчик, память отшибло? — один из тройки подходит ближе.
Лунный свет падает на лицо, и я узнаю, кто это. Один из тех, что напрягал моего студента, Диму Могильного.
Какого дьявола? И вообще, почему я не в плену у Братства?
Ни хрена не могу понять. В голове мешалда, мысли носятся, как мухи. Нет, скорее, как осы. Потому что они будто жалятся — пытаться думать сейчас реально мучительно.