— Идем, — твердо сказал Мариус, — посмотрим на новые владения. Хотя как по мне, так лучше бы жить где-нибудь в другом месте.
Альке показалось, что он немного смягчился, и все же спросила:
— Мариус… что тебя так разозлило на том совете?
Он помолчал. Из холла потянул ее направо, повел по коридору. Дом не успел отсыреть, при прежнем магистре здесь хорошо топили, и оттого прекрасные деревянные панели пребывали в великолепном состоянии.
— У меня есть для тебя две новости, — наконец нехотя сказал Мариус, — и обе плохие. Какую желаешь услышать первой?
Пока Алька раздумывала, какую гадость ей хочется услышать больше, они дошли до кухни и комнат прислуги. Кухня оказалась просторной и удобной. Посреди помещения возвышалась большая печь, на стене, на крючьях, были развешаны огромные, начищенные до блеска сковородки. С деревянных полок выглядывали круглые бока кастрюль.
— А что важно для нас? — наконец решилась Алька.
И тут, на пороге кухни, она поняла, что попалась в очень крепкие объятия Мариуса Эльдора. Он прижал ее к себе спиной, уткнулся носом в макушку, глубоко вдохнул.
— Для нас… Все важно, птичка. Король запретил нам жениться ближайшие два месяца.
Алька чувствовала сквозь шубку, как Мариус мягко гладит ее по животу.
— Молчишь? — тихо спросил он, — обиделась на меня? Если ты только скажешь, то я окончательно разругаюсь с нашим монархом, но на тебе женюсь завтра же.
Она закрыла глаза, откинулась спиной назад, позволяя Мариусу себя придерживать почти на весу. Так вот отчего он был не в себе. Не знал, как завести речь о том, что придется отложить свадьбу… Алька едва не рассмеялась. Как жаль, что рядом не было матушки, которая бы сразу объяснила, что порой мужчины себя ведут хуже, чем дети.
— Это такая мелочь, — прошептала она, прижимаясь всем телом к Мариусу, — два месяца… Такая ерунда.
— Я о тебе беспокоюсь, — в его голосе скользнули растерянные нотки, — Алайна…
— Но я с тобой не потому, что мечтаю стать женой магистра. Я сама так захотела.
— Видишь ли, маленькая… Эрифрейское общество не поймет. И не оценит, если молодая незамужняя девушка будет жить в одном доме с неженатым мужчиной.
— Но я ведь жила в Роутоне.
— На роли служанки, милая.
— Ну так… здесь можно ведь так же? И ты не обязан отчитываться.
Он развернул ее к себе лицом так быстро, что Алька ойкнула. Уперлась локтями ему в грудь, быстро сообразила, что проще сдвинуть с места скалу.
— Нет, здесь так нельзя, — он пристально рассматривал ее, взгляд гулял по лицу. От глаз — к губам. Обратно. — мне проще стать твоим опекуном. Возможно, так будет правильно.
Алька не выдержала и прыснула от смеха. Мариус? Опекун? Почему-то всегда она в качестве опекуна представляла себе убеленного сединами дедушку, но никак не мужчину, едва ли достигшего тридцатилетнего возраста.
И не успела даже отвернуться, когда он быстро наклонился вперед и впился в ее губы поцелуем. Отнюдь не нежным. Очень даже напористым, почти агрессивным. Подчиняющим. Алька зарылась пальцами в густые волосы Мариуса, повисла на нем — потому что ноги не держали. И мельком подумала, что ей нравится… Да, нравится, вот так подчиняться ему. Нравится чувствовать себя слабой. Нравится позволять проделывать с собой все это.
Он целовал ее долго, стряхнул с плеч шубку, сильные руки гуляли по спине, по шее, опускаясь ниже, выписывая огненный узор страсти. И Алька поняла, что ей всего этого мало. Она запустила руки под расстегнутый сюртук, царапнула по приятно-твердой груди сквозь рубашку, а затем, понимая, что они уже на этом не остановятся, просто дернула воротник в разные стороны. Пуговицы посыпались на пол, звонко, подпрыгивая, и наконец она ощутила под пальцами горячую гладкую кожу. Провела по бугристому шраму, что наискосок. Тот самый, который не раз уже покрыла поцелуями. Откинулась назад, когда Мариус прикусил кожу на шее. И всего этого все равно казалось мало. Она не понимала, почему именно этот человек имел такую власть и над ее мыслями, и над телом.
— Мариус… — выдохнула прерывисто, — пожалуйста…
И все равно, не смогла сказать это вслух — возьми меня. Прямо здесь. Сию минуту.
Но он понял. Оторвался от нее, с присвистом втянул воздух, а потом молча подхватил на руки и широким шагом двинулся куда-то вперед, а потом вбок, толкнул дверь. Алька встревоженно завертела головой. Светлая комната. Платяной шкаф, резной весь. Трюмо на гнутых ножках, большое овальное зеркало. И кровать, застеленная светло-серым шерстяным покрывалом.