Кому рассказать — не поверят! Не смог разглядеть женщину в существе в странной одежде, с настолько вонючей жижей на голове, аж глаза заслезились?
Это потом в голове прояснилось. Я же назвал ее чудовищем! Как же я потом радовался, что она не знает наш язык! Может она — алхимик и проводила ритуал по изменению цвета волос? Я слышал, что они все немного «того», но алхимики скрываются. Еще бы, после стольких лет преследований…. Мне кажется, что это справедливо и к магам — нас тоже не особенно любят.
Когда удалось осмотреться, понял, что вломился в чей-то дом. И намусорил знатно. Где-то глубоко подняла голову совесть. Как подняла — так и положила, настолько устал. Если бы не осознание, что, возможно. мне придется просить помощи, я бы остался лежать там, где «приземлился» — такую степень крайнего истощения испытал лишь однажды.
Речь непонятная, хоть на чары «лингвир» сил хватило. Видимо он у меня остатки и выпил — я не смог за собой прибрать. Представляю, как мои ученики повеселились бы, увидев меня с метлой.
Дети, их родители, которые мне доверились… Я не имею права их подвести.
Слишком много на мне завязано.
Надеюсь, ради своего возвращения в родной мир, убивать никого не придется…
Мой блуждающий взгляд зацепился за хохочущую Терезу — она стояла рядом с оградой и флиртовала с мужчиной.
Память услужливо подбросила воспоминание о дне, когда на пороге вырос высокий хлыщ. Вадик, кажется.
Как вспомню, так кулаки сами сжимаются.
… Высокий, самовлюблённый пи…пижон. (Н-да. Поднабрался я тут словечек)
С жалким подобием веника. Из цветов.
Из глубины комнаты мне было отлично видно обоих, а через приоткрытое окно — ещё и всё слышно.
Тереза смотрела куда угодно, избегая встречаться с ним взглядом.
— Ты зачем приехал-то, Вадик? — слишком спокойно сказала Тереза, рассматривая маникюр.
— С-соскучился. Вот, это тебе, — хлыщ спохватился и попытался всучить веник девушке, но она сделала шаг назад.
— Ты забыл, Вадик: я второй шанс не даю. Уходя — уходи.
— Тита, ну всё ж хорошо было… — мужчина снова протянул измятый букет девушке, но она плотно скрестила на груди руки.
— Было. Пока ты не решил, что я — неподходящая партия. Что, выкинули из проекта?
Я судорожно соображал: это что, получается, у Терезы был мужчина? Хотя чего я удивляюсь: она привлекательна и умна, и хорошо сложена…
Мужчина сначала потупился. Потом вздёрнул нос:
— Я сам ушёл.
Тереза вздохнула и покачала головой:
— Ох, Вадик… Надеюсь, у тебя хватило ума не увольняться…
Вадик покрылся красными пятнами и нервно обрывал один за другим лепестки уже изрядно потрёпанного букета.
Тереза закрыла лицо ладонью:
— Твою ж ма-ать… Я то думаю, чего тебе надо… Уходи, а?
Тут я решил, что сам этот хлыщ не уйдёт, да и подслушивать мне надоело. Этот… Внезапной волной накатило раздражение. Не понимаю, что на меня нашло: я распахнул окно и, легко перепрыгнув подоконник, выскочил наружу.
— Э-это кто?! — ткнул в мою сторону пальцем этот… Вадик и немного попятился.
— А-а-это… Племянник шефа. Дарий. Шеф попросил приглядеть за парнем.
— Зачем?
— Его из секты недавно вытащили. — Тереза нахмурилась, окатила меня тяжёлым взглядом.
Вадик хлопал ртом, глотая воздух.
— Теперь это так называется? Да? — пижон расплылся в мерзкой ухмылке. — Решила утещиться? Совсем отчаялась? Больше никто не клюёт, что пошла по малолеткам?
Тереза собиралась что-то сказать… Но моё терпение лопнуло.
Взор заволокла красная пелена — в таком бешенстве я не был давно! Вот же…
Под кулаком мокро чавкнуло с лёгким хрустом. Отработанный удар не подвёл и в этот раз. Был бы этот пижон настоящий мужик… Фу-ух, полегчало. Я брезгливо отёр костяшки о штанину, пока этот хлыщ визжал, как резаный, зажимая руками нос.
— Ты… Да я… Я побои сниму… — он размахнулся и запустил в Терезу букет, но я его легко поймал, неосознанно выпустив силу, придал ускорение и «хворостиной» запустил обратно, поддав напоследок по заднице. Чтоб не повадно было!
Хлыщ снова взвизгнул, подскочив, поскользнулся на вчерашней дождевой луже, и зверски ругаясь, запрыгнул в машину.
Нашёл малолетку! Если бы не его гнусные намёки, убрался бы целым.
Это потом, когда получил выволочку от Терезы и успокоился, да посмотрел на своё отражение в ванной, вспомнил: личина такая, что поневоле усомнишься в собственном здравомыслии и прочих низостях. Но объяснять каждому… Увольте.