Винсент покинул Китай не сразу. Казалось, ничто не мешало ему уехать с Агнес, оставив обреченную империю катиться дальше в преисподнюю. Кто, как не они, побывали в этом аду одними из первых? Боксерское восстание не было случайным эпизодом. Страну тянуло из сна в Красном тереме прямиком в кровавые водовороты речных заводей[34], и ловить в этой воде было нечего.
Так, наверное, подумали читатели, решившие, что юный Ратленд, прагматик во всем, что не касалось вещей, которые он по каким-то причинам решил защищать, незамедлительно покинет тонущий корабль. Не тут-то было. Зачем-то проследив издалека, как обустроился в Нанкине приют монастыря Св. Валента, Винсент прожил в Китае еще почти два года. Автор не хочет описывать все, что делал Винсент Ратленд в Срединной империи, расставшись с Агнес и со Святым Валентом. Каких еще знаний он набирался, где путешествовал, как зарабатывал на жизнь? Отом, что музыкальный кусок хлеба всегда находился в одном из его карманов, мы уже знаем. Однако если музыкальный мир в рамках монастыря и приюта в конце концов воцарился, этого нельзя было сказать о свежих слушателях. Известные своей терпеливостью и смирением китайцы воспринимали приступы дурноты, обмороки и недомогания, возникавшие на концертах воспитанников европейского монастыря, как необходимость. Значит ли это, что Ратленд пользовался этим умением, как придорожный бандит финским ножом и пистолетом? Это не вполне известно автору, но он поведает читателю то, что знает.
Винсент спал. Он умел это делать – редко, но умел. Юный Ратленд вообще интересовался обычными умениями людей – сном, дружбой, родственными чувствами, любовью. С присущей ему скрупулезностью он читал о них книги, наблюдал за окружающими и пытался их понять.
Нельзя сказать, чтобы у него получалось хорошо. В сфере душевной он был одарен очень скупо и хотя отличался малым терпением и с младых ногтей был скор на расправу (впрочем, всегда стараясь контролировать эти качества), эти минимальные уступки природе объяснялись лишь тем, что Винсент Ратленд был рожден человеком. В остальном – за исключением привязанности к Агнес – большей части человеческого он был чужд, и какой-нибудь сегодняшний психиатр уверенно записал бы его в социопаты.
И все же, всегда оставаясь любознательным, как пятилетний ребенок, Ратленд интересовался человеческим и даже слегка завидовал ему, особенно сну. Он знал: во сне люди видят сны, в это время их мозг работает по другим законам, им открывается что-то такое, чего он в своем вечном бодрствовании, занятом упражнениями ума, увидеть не может.
И еще он уставал. Проходило время, и без сна ему делалось плохо. Если бы Винсент мог сравнить состояние своего организма с состояниями организмов других людей, он бы знал, что ему почти постоянно было довольно плохо, но он не мог этого знать, а просто понял в какой-то момент, что если не научится выключаться, однажды погибнет. Продолжительные детские музыкальные обмороки, сколь бы травматичными они ни были, какое-то время помогали ему держаться. Когда же решение вопроса с ложной музыкой было найдено, он вспомнил их, стал искать методически близкий выход и нашел. Ведь Китай провел с Западом две Опиумные войны. В Китае был опиум.
А у Ратленда был красивый прозрачный сине-зеленый камень цвета цин. Наивный певучий язык, среди разливанного моря которого он вырос, порой радовал его точностью формулировок. Скажем, они говорили: «Один лист – уже осень». Не уточняя, какой лист – желтый, красный, кленовый или ивовый. Или придумали «цвет молодой листвы», который казался им не синим и не зеленым, а отдельным цветом «цин». Винсент не любил называть камень изумрудом и предпочитал думать о выдолбленном кристалле-шкатулке, ограненном как грецкий орех, не как об обломке Изумрудной Скрижали или куске Грааля[35], а как о камне. Любом. Шкатулку дал ему наместник У, пожелавший послушать его музыку, а затем вежливо попросивший, чтобы ее больше никогда не было.
Винсенту нужны были кров и возможность ехать дальше, поэтому он решил побыстрее продать камень, но почему-то не смог. Тогда он решил не искать кров и просто поехать дальше – как получится, и у него получилось. Потом он добыл волшебную пасту, которую держал в камне цвета цин, и проблема сна была решена. Винсент спал, а проснувшись, продолжал свой поиск, свою охоту за знанием и возмездием, спрятанными на теле поднебесного государства. Мало кто охотно содействовал ему в этом: китаец тысячелетиями озабочен выживанием и не станет по доброй воле открывать тайны белолицему чужаку.
Но Ратленд не был чужаком: он знал эту страну, как игла знает пуговицу, которую только что пришила к куртке, – насквозь. Где-то он слушал, по-следопытски сидя в неосвещенном углу трактира, где-то, наоборот, при ярком дневном свете многозначительно демонстрировал не одну серебряную монету, а пять. Где-то шел следом за буддийскими паломниками, где-то помогал прогнать бандитов из деревни, где-то говорил по-английски, где-то по-французски, а где-то на языке земли.
34
«Сон в красном тереме» (Цао Сюэцинь, XVIII век) и «Речные заводи» (Ши Найань, XV век) – известнейшие китайские романы, входящие в четверку классических.
35
По некоторым эзотерическим сведениям, Священный Грааль, чаша, из которой Спаситель пил во время Тайной вечери или чаша, в которую святой Иосиф Аримафейский собрал кровь Христа во время распятия, была сделана из изумруда.