Однако ж вопрос: допустимо ли относительно их телесное воздействие и в какой степени?
Право, ожидал от Вас большей расторопности, полковник.
Поиск отсутствующих в полках офицеров Вам следовало осуществить незамедлительно, а не заниматься в это время ненужным никому маранием бумаги.
Касательно телесного воздействия поступайте, полковник, с любой мерой жесткости. Успех в раскрытии заговора оправдает любые Ваши действия…
(А, да ничего ты, полковник, не раскроешь по той причине, кою ты упомянул относительно других — за отсутствием головы! Тебе и невдомек, сколь высоки персоны, которых ты… Ну да что там!)
…неуспех же, как и нерешительность и нерасторопность, будет стоить Вам дорого.
Ищите этого «G» по почерку — все-то Вам объяснять, как дитю! Поднимите всех Ваших бездельников, чтобы день и ночь искали, переворошили все письма!
И «G», и «R», и беспалый, и князь Озерский чтобы все были найдены! Сроку Вам на это — не более трех дней.
Что касается убиенного Спирина, то здесь не тратьтесь на розыск. Судя по перехваченному Вами посланию, сей Спирин также был причастен к заговору. Так что убили — и ч… с ним. В Сибирь не надо будет ссылать — и то слава богу.
И насчет какой-то там «иной силы» — чтобы я от Вас боле слова не слышал! Императору и одного заговора довольно с избытком, незачем еще и «иной силой» смущать его душу.
Пален. Да вы что, с ума сошли, граф?
Обольянинов. Но… Я решительно…
Пален. Разумею вашу переписку с этим олухом царя небесного полковником Хрумовым.
Обольянинов (a parte[29]). «И как проведал?.. Везде-то у него уши и глаза!..» (Вслух.) Однако не понимаю, что в том предосудительного?
Пален. Во-первых, позвольте вам напомнить, граф, что переписка с подчиненными нарушает нынешнюю регламентацию. Единственная допустимая форма письменного обращения к подчиненному есть приказ, а не задушевная переписка. Но не это даже главное…
Обольянинов. В таком случае что же, ваше высокопревосходительство?
Пален. А вот что. Лишь помыслите себе, что вся эта ваша la correspondence[30] попалась бы на глаза государю! Вам, надеюсь, известна ранимость его души? Заговор среди всяческих подпоручиков — это одно, а вы изволите в сей эпистоле подозревать также и высшие чины, и титулованных особ; подумайте, какое это может произвести l’influence[31] и какие возыметь последствия!.. Я уж не говорю об упоминании про содомский грех среди мальтийских рыцарей, коих государь стал гроссмейстером не далее как четвертого дня. Вы, надеюсь, понимаете, как его величество при его воспитании в строгости и в скромности к этому отнесется?
Обольянинов. Окажите услугу, ваше сиятельство, дайте мне эти бумаги, я сам брошу их в огонь.
Пален (с улыбкой). Я уже сам догадался бросить, так что сия услуга считайте вам оказана. (С более серьезным видом.) И еще одно, граф…
Обольянинов. Я весь внимание…
Пален. Вы, сколь я понял, собираетесь искать по почерку этого самого «G», причем искать среди весьма высокопоставленных лиц? И вы, надеюсь, уже составили список тех, среди кого будете искать?
Обольянинов. Да, ваше высокопревосходительство, вот он. (Протягивает бумагу.)
Пален (внимательно изучает список, затем часть его отчеркивает ногтем). Не выше этого ногтя. Вы поняли меня, граф?
(Тот молча склоняет голову.)
(Снова с улыбкой.) И еще, граф, один мой вам совет. Заглядывайте иногда в газеты. И полковнику своему посоветуйте. В особенности на последнюю страницу. Тем, право, оба сбережете себе немало времени Во всяком случае поймете, что этого вашего беспалого уже не надобно искать… За сим, граф, не смею вас более задерживать.
(Обольянинов, поклонясь, молча выходит.)
(Оставшись один, a parte.) Воистину, заставь кое-кого Богу молиться, так он и лоб расшибет. Ничего себе списочек составил! Когда б я не отчеркнул в нужном месте… А ниже ногтя пускай себе ищет, не велика беда… Ох, за всем-то нынче глаз да глаз надобен!..