Бурмасов также перешел на шепот:
— Из чего ты заключил?
— Запах… — прошептал фон Штраубе. — Он пользуется особой кельнской водой, и сейчас я ее узнал.
— Надо обшарить помещение, — прошептал князь в ответ, — благо мы теперь вооружены. Ну-ка, Христофор…
Тот сделал шаг, другой… Тут же раздался звук глухого удара, и он громко чертыхнулся. Потом проговорил:
— Балка какая-то. Чуть голову сам себе не снес, до сих пор искры сыплются…
— Да, — сказал князь, — так мы все себе башки поотшибаем… Может, того он и хочет, шельма? — Что бы такое придумать?.. А ну-ка поищем получше у себя в карманах — вдруг еще подарок какой?
— Свечной огарок оставили, — после тщательных поисков отозвался Двоехоров, — да он бесполезен: огниво утянули. А так больше ничего.
— У меня тоже, — сказал фон Штраубе.
— А вот у меня… — проговорил Бурмасов. — Не пойму… Пыли какой-то полный карман. Как бы поглядеть?
И вдруг в один крохотный миг полыхнуло так ярко, что ослепило хуже любой темноты. Двоехоров даже вскрикнул от неожиданности.
— Что это было?! — прошептал князь.
— Магниевый порошок, — догадался фон Штраубе. — От него происходит холодная вспышка при касании с воздухом.
— Ты что-нибудь успел разглядеть? — спросил Бурмасов у Двоехорова.
— Самое чуть, — ответил тот. — Кажись, в той стороне лицо чье-то с бородой.
— Вот и я — то же самое, — сказал князь. — И руку могу дать на отсекновение, что это шельма комтур при своей машкерадной бороде… Ну-ка, мы вот что сделаем. У меня еще небольшая щепоть этого порошка осталась; я ею сейчас полыхну — уж не так ярко выйдет, как в первый раз, — а ты, Христофоша, с маху пали прямо в эту бороду, да постарайся, мой друг, не промахнись.
Фон Штраубе не ожидал такой расторопности своих друзей. Он воскликнул:
— Постойте! — но в этот миг уже полыхнула вспышка.
Единственное, что барон успел сделать, это ударить Христофора по руке. Выстрел все-таки прогремел, но пуля ушла в другую сторону. И Христофор с досадой подтвердил:
— Мимо!
— Ты что! — разозлился князь. — Пуля ж единственная была! Сейчас бы он, шельмец, бездыханный лежал!.. И магния больше не осталось.
— Ничего, — сказал фон Штраубе. — В том и ловушка еще одна была, я не дал вам в нее попасть… Зато я дорогу успел высмотреть. За мной!
Друзья осторожно двинулись вслед за бароном. Наконец послышалось какое-то кряхтение. Рука фон Штраубе нащупала бороду и оторвала ее.
— Граф, это вы? — спросил он.
И вновь лишь кряхтение было ответом.
— У него кляп во рту, — сказал фон Штраубе. Наощупь он вытащил кляп и услышал после нескольких глубоких вдохов голос комтура:
— Слава богу, сын мой! Вы меня спасли. Теперь, ради господа, развяжите.
— Развязать мы еще погодим, — проговорил ничего не понимающий Никита. — Сперва я бы хотел услышать ответ кое на какие вопросы. Что вас подвигнуло очутиться в машкерадном наряде как раз в это время в Летнем саду?
— Газеты, — сказал комтур.
— Ага, все-таки газеты! — обрадовался Бурмасов. — С шифрованным посланием! Вот вы и попались, граф, в нашу ловушку! — Он как-то забыл, что тоже хорошо попался и сам находится в ловушке сейчас.
— Так это было ваше послание? — удивился Литта. — А я как раз хотел выследить, кто это так лихо пользуется изобретенным мною же шифром. Думал, какая-то глупая шутка, оттого и не предпринял всех мер предосторожности.
— Ничего себе шутка, — сказал Бурмасов, явно недовольный таким поворотом дела. — Вы лакея с перерезанным горлом, надеюсь, видели?
— Да, — с отвращением произнес Литта, — страшно смотрелось… Это было последним, что я увидел, пока меня не ударили по голове. Очнулся лишь здесь, связанный, с таким кляпом во рту, что дышать толком не мог.
— Так и к пожару в лавке вы не причастны?
— Разумеется, нет. Но я сразу догадался, что пожар — это известная хитрость: светом отвлечь от темноты. Потому сразу бросился к статуе ангела.
— Да он и не мог поджечь, — вставил фон Штраубе. — До самого пожара он был у нас на виду.
— Ну не знаю… — никак не желал сдаваться Бурмасов. — Может, какие-нибудь его подручные подожгли.
— Хороши подручные! — несмотря на свое жалкое состояние, иронически сказал комтур. — Они же мне, выходит, и по голове стукнули, и, засунув кляп, к креслу привязали! И под вашу пулю хотели подставить!