— Я думала, что вы не такая, — сказала та наконец. — Я думала, вы не поддерживаете Сеть. Там все говорили: «Она — гилдрин. Она желает все поменять».
Мелиор поняла, что сказанное было самым близким к тому, что она хотела услышать.
— Я не такая. Я не только гилдрин, — сказала она, указывая на свой посох, который был прислонен к стене у кровати, — но и Хранительница.
— Тогда почему вы поступаете так со мной?
— А как я поступаю? Вопрос, который я задала тебе, был искренним. Мне нужна помощь Сети, и мне очень нужно поговорить с тем, кто может ввести меня в контакт с ними. — Она пожала плечами. — Просто случилось так, что Джибб нашел именно тебя.
— Повезло мне.
Мелиор усмехнулась:
— Да, повезло. — Затем снова указала на кресло, стоящее перед ней. — Может, все-таки присядешь?
Мышь посмотрела на кресло, щелкнув языком. Наконец, тихо вздохнув и описав глазами круг, она опустилась в кресло, положив ногу поверх мягкого подлокотника, так что она свисала. Мелиор пришлось сдержать смех; она словно смотрела на свое отражение в зеркале.
— Почему вам нужно попасть в Стиб-Наль?
Мелиор чуть не поддалась гневу. Это был дерзкий, неуместный вопрос, который эта женщина, бывшая в действительности почти что ребенком, не имела права задавать. И Правительница едва не сказала ей это. Но она была уверена, что именно этого и хотела добиться Мышь. Та искала причин не помогать ей или не отвечать на ее вопросы. И Мелиор не собиралась давать ей еще повод к отказу.
— Правитель Стиб-Наля несколько раз пытался меня убить. — Она небрежно указала на перевязанную ногу. — Это у меня после очередного покушения. Я устала от этого, поэтому я собираюсь в Стиб-Наль, чтобы покончить с ним.
Своей реакцией Мышь вызвала уважение у Мелиор. Она ожидала, что та уставится на нее раскрыв рот, в шоке от откровений Правительницы. А у нее лишь слегка расширились глаза.
— Опасное это дело. Вы уверены, что справитесь?
При ее словах Мелиор рассмеялась.
— Сейчас ты говоришь, как Джибб. Но, — добавила она, и ее веселье испарилось, — я так и не получила ответа на свой вопрос. С кем бы мне потребовалось связаться по поводу такой вылазки и сколько времени бы тебе потребовалось, чтобы ввести меня с ним в контакт?
— А почему Сеть должна помогать вам?
— А почему не должна? — отрывисто спросила Правительница. — Ты сама сказала, что я не такая, как ты думала. Я — Хранительница. Разве это ничего не значит? Я прекратила налеты ПСБ на ваши убежища, покончила с преследованием гилдринов в Нале…
Мышь засмеялась:
— Если бы вы все еще жили в квадах, то знали бы, как вы ошибаетесь. Предубеждение по отношению к нам не исчезло, оно просто ушло в подполье, где его не видно из Золотого Дворца.
— Если на вас все еще нападают, я хочу знать, кто это делает. Обещаю, что не позже чем через день отправлю ПСБ разобраться со всеми.
Та заколебалась:
— Я не видела никаких нападений. Но ненависть по-прежнему сохранилась.
— С этим я ничего не могу поделать. Я могу изменить законы, и те, кто причиняет вред гилдринам, попадут в тюрьму; я могу запретить ПСБ, лордам и изгоям, которые работают на меня, преследовать вас. Но я не могу заставить их думать по-другому. На это требуется время. И может быть, этому поможет то, что в Нале теперь Хранительница в качестве Правителя. Возможно, люди осознают сей факт, и осознание этого начнет менять их мышление. Но я не могу сделать так, чтобы это произошло в одну ночь.
Мышь притворно улыбнулась.
— Именно этих слов я и ожидала от Правительницы.
— Что это значит?
— Вы можете себе позволить велеть гилдринам в квадах быть терпеливыми. Вам со всем этим нет необходимости сталкиваться. Ненависть вам не страшна. — Она сделала неопределенный жест и оглядела комнату. — Это место защищает вас от всего.
— Ты бы удивилась, — сказала ей Мелиор, вспоминая разговор с Премелем, который произошел в тот день, когда она узнала о его предательстве, — если бы узнала о том…
— Что вы имеете в виду?
Правительница покачала головой:
— Не обращай внимания. Значит, то, что я — гилдрин и Хранительница, не имеет никакого значения для таких, как ты, потому что я теперь руковожу Налем и мне не приходится сталкиваться с предубежденным к себе отношением каждый день. Это твое личное мнение?
Та уклончиво пожала плечами и отвела взгляд:
— Так могли бы сказать и гилдрины в квадах.
— Это самое нелепое, что я когда-либо слышала! Ты что, думаешь, я могу забыть, через что мне пришлось пройти за двадцать шесть лет своей жизни? Ты думаешь, что раз я стала Правительницей, я уже не такой гилдрин, как раньше?