— Из Истории Поздних Имперских Крестовых Походов
I. ТРУП
Человеческий корабль. Имперский человеческий корабль. Холодная вещь, из которой вытекло жизненное тепло. Ничто. Труп, разбитый, инертный, брошенный на произвол судьбы…
Как долго он был мертв? Как долго он был жив? Как долго он был храбр? Когда и как закончилась эта храбрость? Служили ли послушно души внутри него своему марионеточному глупому богу?
Если они были бесполезными дураками, тогда этот клочок космоса был их кладбищем. Если они были героями для своих, тогда эта чернота была их гробницей.
Теперь, всего лишь обломки, обуглившаяся на солнце глыба разделенного на отсеки металла, медленно вращающаяся в безвоздушной темноте. На данном расстоянии это видно только на ауспексах и в сенсорном отражении. Двигательное ядро холодное, как умершая звезда. Органики нет, только следы разложения. Но там есть большое количество вещей, которые можно забрать. Трофейный потенциал определен из поступающей информации. Хорошая обшивка для повторного использования, панели корпуса, керамитовые композиты, топливные ячейки на продажу, кабели, орудийные системы – возможно даже есть расходные материалы: прометиум, огнестрельное оружие, взрывчатка, даже упаковки с едой…
Шестьдесят тысяч километров. Расстояние и направление перехвата зафиксированы. Сигнал отдан. Янтарные экраны с мерцанием ожили, как открывающиеся глаза рептилии, омыв командный мостик золотистым светом. Артиллерийские орудия вышли из спячки, громыхая автоматическими загрузчиками и заряжая ячейки. Включились абордажные комплекты, выдвинулись корпусные захваты, швартовочные якоря и штурмовые мостики из закрытых башен. Двигатели ожили: вибрация и гул, и приближение началось.
Сорок тысяч километров. Толпы собрались с приготовленными оружием и инструментами, заполнив коридоры и площадки позади шлюзов штурмовых мостиков.
Двадцать тысяч километров. Корабль-труп стал видим. Кувыркающаяся металлическая масса, оставляющая за собой облака из обломков. Ореол из имматериальных энергий мерцает вокруг нее, кровь из раны, которая выплюнула останки из эмпирей в реальное пространство. Шепчутся благословения, чтобы защититься от любой демонической или порожденной варпом твари, которая могла остаться, прицепившись к мертвому корпусу.
Десять тысяч километров. Название корабля-трупа стало разборчивым, выгравированное вдоль покореженного острия носа.
Высочество Сир Армадюк.
II. ПРИЗРАК
Тишина.
Ничего, кроме тишины. Невесомая пустота. Бледный желтый свет других звезд светил лучами сквозь незакрытые ставни иллюминаторов и медленно и равномерно омывал стены и потолок.
Призрак открыл глаза.
Он плыл, бесплотный, посторонний, наблюдающий за жизнью, которую он оставил позади, сквозь туман вуали смертности. У него не было имени, не было воспоминаний. Его разум был холоден. Смерть украла у него все жизненноважные мысли и чувства. Он был отделен, навсегда свободен от чувств, от усталости, от боли и тревог. Он стал призраком в месте, где когда-то жил.
Он больше не был частью этого. Он мог только смотреть на мир, который оставил, бесстрастный. Вещи, которые многое значили, когда он был жив, были бессмысленными. Долг перестал быть понятием. Надежда стала смехотворно бренным качеством. Победа была пустым обещанием, которое кто-то когда-то дал.
Свет беспечных звезд медленно двигался. Вдоль палубы, вдоль стен, вдоль потолка, вокруг и вокруг, как утро, день и ночь быстро проходящего дня. Возможно, так призрак видел мир. Возможно, время и цикл жизни день-ночь быстро проходили для мертвых глаз, чтобы сделать вечность более терпимой.
Если только, нет.
Звезды не двигались. Двигался Армадюк. Лишенный энергии, мертвый, инертный и брошенный гравитацией, он кувыркался в реальном пространстве.
Призрак обдумал это с ледяной медлительностью, заставив свой замерзший разум думать. Корабль двигался. Как он пришел к этому? Какой рок постиг их? Пришла ли к ним смерть так быстро и так травматически, что воспоминание о конце жизни было полностью вырвано из его памяти?
Как он умер?
Призрак услышал стук. Он становился громче: монотонно, прогрессивно громче.
Он что-то увидел перед глазами. Это была металлическая моечная машина, маленькая. Она висела в воздухе перед ним, очень медленно вращаясь, совершенно не падая. Свет мерцал на ее поворачивающихся гранях. Еще две моечных машины и черный, как нефть, ограничительный болт вплыли в его поле зрения слева в великолепном порядке. Они проплыли позади первой моечной машины, создав на краткий момент астрологическое объединение до того, как поплыть дальше.