В четырех неделях от Приграничья Римворлда, и целевой скалы, известной, как Предел Спасения, доблестный старый военный корабль Высочество Сир Армадюк начал хромать.
— Насколько мы далеко от пункта назначения? — спросил Ибрам Гаунт капитана Армадюка.
Спайка, откинувшись задумчиво назад на своем потертом командном месте, пожал плечами.
— Приблизительно еще пятнадцать дней, — ответил он, — но мне не нравится вид имматериума. Впереди плохие узоры. Я думаю, что мы переживем приличный шторм до полуночи, по корабельному времени.
— И это может замедлить нас? — спросил Гаунт.
— В пределах недель, если нам не повезет, — сказал Спайка.
— И все-таки, вы говорите, что шторм не настоящая проблема? — нажимал Гаунт.
— Нет, — сказал Спайка. Он поднял палец для тишины. — Вы это слышите?
Гаунт прислушался, и услышал множество звуков: щебет и щелчки множества когитаторов, стоящих рядами вокруг мостика корабля; астматический свист системы циркуляции воздуха и насосов; гул силовых подпалубных хабов, подзаряжающих дисплей стратегиума; беспорядочное бормотание из углубления навигатора;
разговоры команды корабля по воксу; шаги по покрытию палубы; глубокое, глубокое урчание варп-двигателей на фоне всего остального.
За время проведения миссии по Пределу Спасения, он начал узнавать разнообразные окружающие шумы Армадюка, но не достаточно, чтобы стать экспертом.
— На самом деле, нет, — признался он.
— На самом деле, нет? — спросил Спайка. — Нет? — Капитан звучал разочарованно. Хотя жизнь и ожидания от службы человека Флота были, совершенно буквально, на расстоянии миров от того же у офицера Гвардии, двое людей привязались друг к другу за время миссии, и оба получили способность проникать в суть рабочих сфер деятельности, совершенно чуждых каждому из них. Они не были друзьями, но было немного чего-то такого, взращенного, что в один день могло стать похожим на дружбу. Клеменсев Спайка казался весьма разочарованным, что Гаунт воспринял меньше корабельных нюансов, чем он ожидал.
— Это совершенно отчетливо, — печально сказал Спайка. — Двигатель номер два. В его генеративном пульсе аритмия. Модуляция не в такт. Там. Там. Там. Там.
Подобно дирижеру, он стучал пальцем, чтобы показать шаблон. У Ибрама Гаунта не было опыта, что распознать такой шаблон.
Настала очередь Гаунта пожать плечами.
Спайка подстроил медные рычаги на своих подлокотниках, и развернул командное кресло. Кресло, трон с металлическим каркасом и потертой кожей, с группами контрольных поверхностей и рычагов, встроенных в каждый подлокотник, располагался на позолоченном лафете, который соединял его со сложным шарнирным подъемником. По касанию, Спайка мог поднять себя над всем мостиком, отклониться, чтобы занять позицию над любой станцией мостика внизу, или даже поднять себя к куполу мостика, чтобы изучить гололитическую проекцию звездной карты.
Эта, более легкая подстройка, просто развернула кресло, чтобы он мог слезть с него и повести Гаунта по мостику к группе станций, занятых Мастером Техники и его ключевыми служащими.
— Вывести информацию на дисплей, все двигатели, — запросил Спайка.
— Информацию на дисплей, все, так точно, — ответил Мастер Техники. Его руки – суетливые бионические пауки, с которых капали капли масла и которые были прикреплены к запястьям, сделанным из вращающихся элементов и прикрепленные к кабелям, выступающим из красивых, застегнутых на две пуговицы манжетов его служебной униформы – затанцевали по главной тактильной панели консоли. Каждое прикосновение производило раздельную и отчетливую электронную ноту, создавая маленький музыкальный беспорядок, подобно атональному арпеджио. Мастер Техники не был слепым, потому что Гаунт мог видеть, как охряные-с-золотом рецепторы в его улучшенных зрачках расширяют и сжимают его радужку, но его поза была, как у слепого пианиста. Он не смотрел на то, что делал. Его картина Вселенной и корабля, что было, по сути, одним и тем же, поступала к нему постоянно обновляющимся потоком, посредством слуховых имплантов, и посредством кабелей, которые поднимались к его шее, как разбухшие артерии и входили в основание его черепа сквозь гнезда на коже.
Гололитический дисплей включился над станцией человека. Рядом друг с другом, в трехмерном изображении, появились, для сравнения, поднимающиеся и спадающие графические линии работы двигателей Армадюка. Ограниченная компетентность Гаунта теперь была восполнена.