— Я не спорю, Люго, — сказала Тзара. — То, как один человек может собрать и содержать у себя в голове данные всего крестового похода и осмысливать это, это чудо.
— Это всегда было его главным талантом, — сказал Гаунт. — Чтобы видеть на пять или десять шагов впереди Архиврага. Чтобы оперировать огромными механизмами войны.
— Одержимость, я думаю, — сказал Блэквуд. — Разве нет какого-то качества одержимости в голове, который может достичь такого искусства обработки данных.
— Это одержимость, что поглощает его, — сказал Сайбон. — Он удаляется все больше и больше с каждым днем в одинокий мир размышлений, приказывая писарям и рубрикаторам приносить ему самые последние клочки данных постоянно. Он досконально рассматривает каждый клочок со вселяющей страх точностью, выискивая улику, благоприятную возможность, нюанс.
— Вы говорите так, как будто он болен, — сказал Гаунт.
— За эти последние годы, Брам, — сказал Вон Войтц, — махинации врага становились все менее и менее понятными.
— Я слышал слухи, что ими управляет сумасшедший, — сказал Гаунт.
— Ты не думаешь, что этот ублюдок, Сек, сошел с ума? — спросил Люго.
— Конечно, — сказал Гаунт. — Это обманчиво. Всегда была холодная логика, стратегическое великолепие, которое нельзя отрицать. Сек – дьявольский монстр, но как и Надзибар до него, он без сомнения способный командир. Насколько же хороший, осмелюсь сказать, как и все, кто есть у нас.
— Может мне вызвать ордос, а? — захихикал Булледин.
— Я хочу сказать, сэр, — сказал Гаунт, — что он был, по крайней мере. Его послужной список неопровержимый. Конечно, мои знания отстали на десять лет.
Легкий смех пробежал по столу.
— Если Сек сошел с ума, — тихо сказал Блэквуд, — если он скатился в отчаянное безумие и потерял ту хватку, которой, я признаю, он обладал… тогда что, вы предполагаете, происходит с человеком, который изучает планы Сека с навязчивостью, день за днем, выискивая шаблон, его смысл?
— Вы говорите…? — начал Гаунт.
Вон Войтц отпил амасека.
— Если ты смотришь в безумие, Брам, ты видишь только безумие, и ты сам становишься безумным, выискивая в этом правду, правду, которой там нет.
— Может быть, я должен вызвать ордос, — сухо сказал Гаунт.
— Самое великое оружие Макарота – это ему ум, — сказал Сайбон, его голос был практически шепотом, похожим как сталь, вытащенную из ножен. — Я это не отрицаю. Человек – чудо. Но его разум повернулся против него за слишком многие годы пристального вглядывания в безумие.
Последовала долгая тишина.
— Этот вопрос вы хотели обсудить? — спросил Гаунт.
— Мы – внутренний круг, Брам, — сказал Вон Войтц веселым тоном. — Шестеро присутствующих здесь. Семь, если ты сидишь с нами. Среди нас, нескольких из наиболее старших командующих крестового похода. Магистр войны хорош ровно настолько, насколько хороши Лорды Милитанты, окружающие его, Лорды, которые следуют его приказам, а, так же, которые проверяют его решения. Мы даем ему правду.
— А он затыкает нас, — сказал Булледин. — Не только нас, но и всех тридцать, кто присутствовал сегодня ночью, и других уважаемых Лордов тоже. Он не принимает советов. Он не проводит совещаний. Он практически не проводит аудиенций.
— Мы даем ему правду, — сказал Булледин, — но он не прислушивается к нам.
— Крестовый Поход Саббат в кризисе, Гаунт, — сказал Сайбон. — Мы не говорим о нелояльности Макароту. Мы говорим про лояльность Трону, и о надежде триумфально завершить эту долгую кампанию.
— Значит, вы строите заговор? — спросил Гаунт.
— Твое слово, — сказал Блэквуд. — Опасное слово.
— Мне не нравится то, что я слышу, — сказал Гаунт. — Вы обдумываете сделать ход против магистра войны? Заставить его сменить политику? Или вы планируете свергнуть его?
— Макарот не прислушивается к нам, — сказал Вон Войтц. — Мы пытались советовать, а он не берет в расчет наши рекомендации. Его власть абсолютна, намного больше, чем когда-либо была у Слайдо. Брам, такое случалось. Такое не беспрецедентно. Великие люди, даже величайшие, перегорали. Они достигали своих пределов. Макарот был магистром войны двадцать шесть лет. Он выдохся.
— Магистры войны могут быть только замещены, — сказал Сайбон. — Слишком часто, они погибают до того, как это становится необходимо, но само предназначение Лордов Милитантов – это наблюдать за своим повелителем и проверять его идеи.
Если магистр войны начинает сдавать, тогда его Лорды Милитанты переходят к своим священным обязанностям, если они не могут найти лекарство от этой слабости.
— Мы – внутренний круг, — сказал Вон Войтц. — Это не то решение, к которому мы пришли легко или быстро.