Тогда еще я боялась даже подумать о побеге, свобода и мир за окнами нашего дома страшили меня.
Родителей никогда не заботило мое будущее, у них было еще три дочери и сын. Наследник и три удачных цветочка с сильным даром.
Меня готовы были отдать любому, кто смог бы заплатить хотя бы минимальный выкуп. Но никому не нужна была бракованная этери, не способная приумножать магическую силу мужа. Время шло, сестры выходили замуж, а я все отчетливее ощущала на себе клеймо старой девы. И меня это в общем-то устраивало.
Впервые в жизни я задумалась о побеге однажды вечером, когда отец объявил о моем скором замужестве. Ну в самом деле, кому могла понадобиться двадцатилетняя, увечная этери? Только какому-нибудь сумасшедшему.
Я подготовилась, собрала вещи, даже стащила немного еды с кухни, но в самый последний момент струсила.
На свое счастье.
И за все четыре года брака ни на секунду не пожалела о своей трусости.
Впервые за всю жизнь я чувствовала себя нужной и любимой. Обо мне заботились, со мной считались…
И я делала все возможное, лишь бы доказать, что достойна этого.
Счастье закончилось катастрофой, а у меня появилась новая цель: бежать.
Как только срок траура закончился и не очень хороший человек появился на пороге родительского дома, готовый заплатить за меня втрое больше того, что я стоила.
Тогда я уже не боялась и оставила привычную жизнь не раздумывая.
И удача вела меня, открывала дорогу в нужные места и к нужным людям. Помогла выправить поддельные документы, пересечь границу, найти скромную квартиру, найти работу…
Теперь у меня была и свобода, и время, которое я могла посвятить себе. И я поняла, что совсем не знаю, чего хочу.
На двадцать шестом году жизни выяснила, что совсем не знаю себя.
Раньше меня вели чужие желания, пусть я была бракованной, но я была этери, и я умела… угождать, подстраиваться. Не без ошибок, конечно. За мой длинный язык меня часто пороли, но я старалась изо всех сил.
Принимала чужие интересы и делала их своими, жила чужими желаниями и по чужим правилам.
Но чью жизнь я должна была жить в маленькой квартире под самой крышей?
Обеспокоенный взгляд сержанта прогнал дурные мысли.
— Слишком много свободного времени и никаких планов. — Я улыбнулась уже увереннее. — Думала, свихнусь.
Даян усмехнулся в ответ, но беспокойство из глаз так полностью и не ушло.
— Командор приказал сообщить, что ждет вас в конце недели. Поверьте, после того, что вас ждет в управлении, несколько часов покоя покажутся благом.
— Если выживу сегодня, обязательно приду, — пообещала я серьезно.
Взращенный и окрепший за время выходных пессимизм заверял, что не доживу. И даже из кабинета ректора не выйду.
В такое замечательное утро преступлением было думать о чем-то плохом, но я думала.
Щурилась на солнце, не смотрела по сторонам, вцепилась в руку сержанта и беспомощно отсчитывала минуты оставшейся жизни.
Я была уверена, что это плохая идея, хотела сообщить об этом Даяну, отказаться от своего решения, сжечь поддельные бумаги и рассказать ректору правду.
Но молчала и шла вперед. Мимо домов и магазинчиков, мимо фонтана в распахнутые ворота академии, потом еще немного по широкой дороге, вдоль деревьев, неспешно примерявших на себя все оттенки осени…
Приемная ректора была пуста, что казалось мне совершенно несправедливым.
Пусть бы тут снова была толпа дев, жаждущих выйти замуж. И загнанный ректор, запершийся в своем кабинете.
— У себя, — ответила дама Тоерти на вопрос, который я не успела задать. Бросая на Даяна подозрительные взгляды, она легко поднялась, чтобы сообщить о нашем явлении своему начальству.
Нас приняли сразу же.
И вот леди в приемной не было, а Гэдехар все равно почему-то был крайне недоволен.
С мрачным видом он принял из рук Даяна документы, жестом велел нам садиться и принялся за изучение нашей подделки.
Вдумчиво ознакомился с содержимым, поскреб ногтем печать…
— Она настоящая, — спокойно заверил Гэдехара сержант.
Теребя рукав платья, я нервно думала о том, что только печать во всех этих бумажках настоящей и была.
Магистр кивнул, подтверждая правоту слов Даяна, и собрал все листы вместе. Я тио выдохнула, решив, что ректор изучил нашу подделку и принял ее. Я ошибалась.
С совершенно непроницаемым лицом магистр вытащил из нижнего ящика стола небольшую коробочку из темного дерева. В ней хранилось то, что должно было раскрыть нашу ложь, — стеклянная полусфера размером с ладонь.