Может быть, Сигизмунд поселился в каком-нибудь летнем дворце?
Высоко над лодкой сияли яркие звёзды, излучая серебряный свет на широкую гладь воды. Долго ли они плыли, Гус не знал. Магистр думал о том, чтó он скажет Сигизмунду. Было бы хорошо, если бы римский король помог ему. Тогда никто не помешал бы ему — ни папа, ни кардиналы. Сейчас магистр целиком во власти Сигизмунда.
Лодки одна за другой подошли к берегу.
Причалили.
Гус заметил на горизонте контуры какого-то большого замка. Над его крышами торчали большие башни. Гетман слегка коснулся руки магистра и произнес:
— Готлибен…
На берегу Гус снова оказался в окружении латников. Они повели его к воротам замка, а оттуда — в каменный коридор и на лестницу, до пятого этажа широкую и пологую, а затем узкую, винтовую. Спираль последней лестницы вела куда-то выше.
Они забрались на самый верх и остановились. Перед магистром открылись двери большой круглой башенной камеры. Латник посветил факелом. В камере стояли стол, стул и топчан с соломенным матрацем. Над постелью было прикреплено к стене большое железное кольцо с цепью. Латники подвели Гуса к топчану и надели на запястье правой руки железный наручник.
После этого латники вышли, и за дверями щелкнул замок.
Уже два с половиной месяца Гус сидел в Готлибене, — два с половиной месяца к нему никого не впускали. Разрешалось входить в камеру только тем, кто продолжал допрашивать его. Ему снова запретили писать. Поскольку магистр оказался под охраной мадьяр, то он ни о чем не мог договориться с ними и всякая связь с внешним миром прекратилась.
За окном неудержимо летело время, а в камере магистра оно остановилось.
Два с половиной месяца Гус был слепцом со зрячими глазами и глухим со слышащими ушами.
Он не знал, что наемные латники Сигизмунда задержали Иоанна XXIII и привезли в Констанц. Папа добрался до Брайзаха. В последнюю минуту, когда он собрался перебраться на французский берег Рейна, его схватил тирольский герцог. Желая спасти свои земли от нашествия войск Сигизмунда, бывший союзник Иоанна XXIII решил искупить вину перед римским королем и предать папу. Тиролец просчитался: римский король отнял у него все владения и присоединил их к своим. Гус ничего не знал об этом и не мог даже подумать, что вместе с ним, под одной крышей, сидел и папа.
Магистр ничего не знал о своем деле. Ему никто не сообщил о том, что сюда прибыл умный, ловкий и отважный человек, его самый верный друг — Иероним. Богослов, юрист и дипломат, магистр Иероним объездил за свою жизнь полсвета. Он не боялся ни прелатов, ни королей: спорил с архиепископом, учеными Сорбоннского и Венского университетов, с самим Римом. Прибыв в Констанц, Иероним сразу сообразил, что ему не удастся помочь Гусу. Он решил вернуться в Чехию и действовать оттуда. Переодевшись в платье путешественника, Иероним отправился домой, но у границ Чехии был опознан стражником. Гус не знал, что его друг теперь такой же узник, как он сам.
Магистр Ян не знал и того, что собор торжественно осудил сочинения английского доктора Джона Виклефа. Осуждение учения Виклефа было равносильно приговору самому Гусу.
Гус ничего не знал о том, что в Чехии всё больше и больше людей причащались из чаши.[79] Его земляки проклинали Сигизмунда. Шляхтичи и земские чиновники Чехии и Моравии писали петиции и протесты, ставили на них свои печати и отправляли в Констанц. Это не могло не беспокоить Сигизмунда. Ему пришлось сделать уступку чехам и объявить, что процесс Гуса будет публичным.
Магистр считал дни и недели. Он думал и ждал, ждал и думал только о… процессе. С утра до ночи — даже во сне — его мысли были заняты диспутом.
К счастью, магистр не знал, что дʼАйи и Жерсон уже договорились о порядке ведения процесса. Магистр не знал основного тезиса Жерсона: в споре с еретиком нельзя принимать во внимание никакие доводы разума, ибо еретик ложно обосновывает свои взгляды. «Говорить будет не он, — заявил дʼАйи, — а мы. Мир должен услышать из уст Гуса только одно слово: „Отрекаюсь!“».
Тюремщики опять стали более мягкими, — они позволили магистру больше двигаться. Он мог гулять по коридорам нижних этажей замка. Несколько раз магистра навестил лекарь, расспрашивал его о здоровье и предложил ему пустить кровь. Гус не мог понять, почему тюремщики снова стали заботиться о нем.
79
Уже в то время, когда Гус находился в Констанце, его последователи вводили причастие под обоими видами: «телом» и «кровью» господней, т. е. хлебом и вином — из чаши.