– Вы почему без халата? – строго спросил тот же усатый врач.
– Больше не повторится… – пообещал Шорохов.
Олег прикинул время: с двойником в бункере он уже поговорил и сейчас едет в метро. Здесь он будет через сорок минут. Потом будет долго ждать нарушителей, потом будет разводить руками. Нет, не будет…
Шорохов поднялся обратно на этаж и двинулся к дежурной сестре. Пока он шел по коридору, та успела три раза объяснить, что «в одежде и без сменной обуви у них нельзя». Олег не спорил, но продолжал идти, пока не приблизился к столу метров на семь. Сестра раздраженно швырнула книгу и вскочила. И напрасно: после выстрела из станнера Олегу пришлось ее ловить.
Подхватив девушку под мышки, он заволок ее в соседнюю комнату – то ли в ординаторскую, то ли куда-то еще, – и пристроил на голый топчан. Едва он затворил дверь, как мимо, что-то бубня себе под нос, проковыляла санитарка.
Палата с новорожденными находилась рядом – Олег хорошо помнил, куда забегала мымра из будущего.
Младенцев в помещении оказалось не много. Почти все дремали, лишь некоторые вяло пошевеливались. Никто почему-то не орал.
Шорохов, проверяя картонные бирки на запястьях, разыскал Павлову. Вскоре нашлась и Цыбина. Первая крепко спала, вторая что-то тихонько угукала и, завидев Олега, как будто встрепенулась.
– Что, крыса, бессонница мучает?.. – сказал он, бережно вынимая ее из казенной кроватки. – Вся в предвкушении, да?.. Вся в мечтах о сладкой жизни? Разбежалась, кривоногая…
Олег уложил Цыбину на место Павловой, затем перенес Павлову и снова вернулся к Цыбиной.
– Может, ты и хорошая девочка, – ласково произнес он, одевая ей на ручку чужую бирку, – да только через сорок один год ты совершишь преступление против времени, Земли и человечества. Права я зачитывать не буду, тебе их другие дяди зачитают. Счастливо, не хворай.
Снова зайдя в ординаторскую, он похлопал медсестру по щеке и приподнял ей веко.
– Балдеешь? Это тебе не промедол ворованный.
Сняв с пояса мнемокорректор, Шорохов потыкал ногтем в мелкие кнопки, пока на дисплее не отобразилось: «реж. непрерыв., сектор 00-15-00». Олег подарил девушке локальную пятнадцатиминутную амнезию и, уже не показывая ей лица, удалился.
До его первого появления в роддоме было еще полчаса. У Шорохова возникло желание остаться и узнать, что из этого получится, но он знал и так: все уже получилось. Через сорок пять минут гражданка Цыбина успешно поменяла младенцев, восстановив и логику, и справедливость. Вторжение превратилось в компенсацию, причем весьма грамотную – без свидетелей и каких-либо издержек. Услуги бойцов дамочка оплатила напрасно, хотя стремление к подстраховке Олег не одобрить не мог.
Его лишь смущала та легкость, с которой он осуществил – и главное, придумал – эту гениальную операцию. При ближайшем рассмотрении ничего гениального в ней не оказалось: элементарный ход, лежащий на поверхности. Странно, но в школе о подобных приемах им не рассказывали… Или…
Или что?..
Кажется, рассказывали…
Конечно! Таким образом компенсируется до половины вторжений, и инструктор об этом говорил, да не один раз.
Или все-таки не говорил?..
Шорохов спускался по лестнице, с каждым шагом замедляясь и краснея от напряжения. Олег не мог понять, слышал ли он об «обратной замене» от инструктора, или термин возник у него в мозгу самостоятельно. И это его пугало.
Совсем растерявшись, он достал пачку «Кента» и тут обнаружил, что из холла первого этажа на него глазеет молодой человек в униформе.
– У нас не курят, – предупредил он.
Олег согласился и сунул сигареты в карман. Ладонь нащупала теплую рукоятку.
– Вы, вообще, откуда? – спросил охранник.
– Вообще, сверху, – ответил Шорохов.
– Нет, это ясно… Но как вы сюда попали? Что-то я вас не видел.
– Я позже пришел. Вернее, приду… Уже скоро.
– Как это?.. – Секьюрити сдвинулся к проходу, намекая, что разговор будет долгим и непростым.
– Сам удивляюсь, веришь?.. – сказал Олег и выстрелил через куртку, благо это был не пистолет.
Поддерживать охранника он поленился, и тот свободно рухнул на пол. Бросить такой сюрприз прямо перед лифтом было бы неразумно, и Олег, подняв парня за ремень, усадил его на банкетку. Секьюрити вихлялся из стороны в сторону, гарантии, что он не свалится, не было, поэтому Шорохову пришлось толкнуть лавку в угол и прислонить его плечом к подоконнику.
Услышав голоса, Олег понесся по служебному коридору и с размаху налетел на закрытую дверь. Кровь снова бросилась к лицу, пальцы задрожали, а под рубашкой потекло, холодно и вязко.
Шорохов не боялся, что его схватят, – кроме шести пространственных координат, он имел две дополнительных. Олег был уверен в своей правоте, однако его не покидало ощущение, что он крупно напакостил.
Голоса постепенно стихли, и Шорохов, успокоившись, оглядел дверь. Возле ручки в жести была пробита замочная скважина, еще выше находился засов из арматурного прута. С тоской подумав о том, что за ключами придется возвращаться в холл, Олег для очистки совести выдернул арматурину и толкнул дверь. К его изумлению, дверь поддалась, и довольно легко. Похоже, ее запирали только на ночь, или не пользовались замком вовсе. Если бы он знал заранее, что с ней могут возникнуть такие проблемы, то еще по дороге обязательно бы…
– Кретин!.. – прошипел он.
Олег щелкнул пальцами и вставил задвижку в петли. Не открой он засов сейчас – он бы сюда и не попал. Странная логика, если не сказать – безумная…
Притворив дверь, он растер руки снегом и наконец закурил. После брожений по больнице хотелось постоять под душем и что-нибудь съесть.
Непринужденно попыхивая сигаретой, Олег направился к калитке. На эстакаду к приемному отделению заруливала серая «Волга-пикап», еще одна ждала своей очереди у въезда. Тучная врачиха орала на санитаров, те орали на водителя, орала, неудобно ворочаясь на носилках, беременная женщина, и в этом хоре лишний человек, бредущий по узкой тропинке, никого не волновал.
По пути к метро Олег прокрутил в памяти проведенную операцию и лишь у продуктового магазина догадался посмотреть на часы. После второго перемещения он их не подводил, но сориентировался быстро: он вот-вот должен был столкнуться с самим собой. Перебежать через дорогу оказалось нереально – восемь полос, гололед и никаких светофоров; ловить такси не позволяла инструкция, оставалось одно: скрыться в павильоне.
Сквозь мутное стекло Шорохов разглядел уже знакомых мужиков с пивом и знакомых же малолеток. Девчонки были не такие уж неприступные, при правильном подходе у парней могло бы и выгореть.
Приметив двойника, Олег не сдержал снисходительной улыбочки. Опер Шорох, распираемый сознанием собственной значимости, гордо вышагивал между тусклых, сгорбленных фигур. Задирал голову к звездам, размышлял о вечном, обижался на невнимание прохожих. Раздувал сопли пузырем.
Олег представил, как будет относиться к себе через год и через два, и решил, что осуждать двойника рановато. С таким вот благостным настроением он и покинул магазин.
А гордости Шорохов уже не чувствовал, лишь усталость – как будто разгрузил вагон картошки, хотя он всего-то и сделал, что перенес два свертка по три килограмма, причем не далеко. И этим, возможно, спас человечество. И… да, чуть не забыл: еще время и Землю. В смысле, спас.
Олег снова улыбнулся – и с этой улыбкой спустился на «Бабушкинскую», с улыбкой сел в поезд, и еще долго не мог от нее избавиться, пока некая бойкая тетка не провезла по его ногам грязную тележку.
Подойдя к стальной двери с табличкой «Крыша мира», Шорохов бросил окурок и поднес палец к замку, но код набирать не понадобилось. Дверь открылась сама, и на улицу вышел какой-то мужчина в коротком демисезонном плаще. На голове у него была старая спортивная шапочка с тощим помпоном и вывязанными по кругу «Fox, Fox, Fox». Равнодушно взглянув на Олега, мужчина зябко ссутулился и затрусил к перекрестку.