– А ты, Шорох, побыстрее с бумажками! Пока порядок на наведем, спать не ляжем.
– Спать тоже здесь? – осведомилась Ася и, заглянув в туалет, отпрянула. – Бо-оже!..
– Во-во, – произнес Лопатин. – Чтоб мои опера в такой антисанитарии сидели?.. Не позволю. Так что вперед, друзья! Ну и я, чем смогу…
Он выудил из-за шкафа тощий веник и взмахнул им, перегоняя плотный клуб пыли на другое место.
Олег вернулся к резке документов. Уничтожив первую, не самую объемную пачку, он расчистил часть стола. Под бумагой валялась масса мелкой ерунды вроде ржавых точилок, спичек и засохших стержней от шариковой ручки. Среди этого мусора лежала кривая бурая сигарета марки «Новость».
– Василий Вениаминович, из каких же она годов? – поинтересовался Шорохов.
– Из прошлых. Их знаешь, кто курил? Сам да-ра-хой и у-ва-жа-е-мый…
– Брежнев, что ли? Служба и до него добралась?
– Брежнев нам ни к чему, – серьезно ответил Лопатин. – Ася, ты шубу-то сними! – крикнул он.
– Вспотеешь, простудишься, – добавил Олег. – Между прочим, тут пепельница нашлась…
В туалете сердито загромыхали ведрами.
– Василий Вениаминович, я еще спросить хотел. Документы, которые здесь лежат… они, может, не очень-то и секретные…
– Секретные, Шорох, секретные.
– Тем более. С нашей дверкой, даром что она бронированная…
– Любой дурак справится, да? – угадал Лопатин. – Не беспокойся, дураки сюда не попадают.
– На хитрый замочек надеетесь? Но есть же «болгарка», автоген, тротил, наконец…
– На свете много чего есть хорошего, – согласился Василий Вениаминович. – Только замок у нас хитрее, чем ты думаешь. Потом как-нибудь проверишь, когда время будет.
Олег кивнул и начал совать в машинку сразу по три листа. Ножи гудели натужней, но все же справлялись. Лопатин, бросив бороться с пылью, принялся освобождать ящики в столах. Из смежной комнатушки вышла Ася с ведром воды и дырявой тряпкой на перекошенной швабре. Шубу, вероятно – из принципа, она так и не сняла.
Отправляя листы в уничтожитель, Шорохов невольно скользил взглядом по блеклому шрифту, выхватывая отдельные строчки.
«ОБЪЕКТЫ: М., 2 дня, Россия, 1995; М., 2 дня, Россия, 1995.
ВТОРЖЕНИЕ: полная замена…».
«Самое банальное, что только можно изобрести», – прокомментировал про себя Олег.
«ОБЪЕКТ: М., 21, Россия, 1993.
ВТОРЖЕНИЕ: передача коммерческой информации…
ЦЕЛЬ: вложение капитала в…».
«Нет, дорогой. Так бизнес не делается. Даже в России девяносто третьего».
«ОБЪЕКТ: Ж., 17, Россия, 2003.
ВТОРЖЕНИЕ: попытка задержать объект по пути в…
ЦЕЛЬ: предотвращение насилия…».
«Эту жалко. Семнадцать лет… Что там с ней было? А, уже прожевалось…».
Его внимание привлекла мятая страница с жирным пятном посередине. Отчет был подписан опером по имени Лис, но Олегу бросилось в глаза не это.
«СЛОЖНОСТЬ: Особая, класс С.
КОМПЕНСАЦИЯ: Нестандартная (рапорт прилагается).
ДОПОЛНИТЕЛЬНО. В связи с чрезвычайной ситуацией оператор принял решение…».
Шорохов, продолжая читать, взял со стола следующую бумажку и в этот момент почувствовал, что у него за спиной кто-то появился. Дверь не шелохнулась, шагов по лестнице Олег тоже не слышал, однако он был уверен, что в кабинете их уже не трое, а четверо. Он рванул с пояса станнер, но тут заметил реакцию Лопатина. Если начальник и удивился, то удивился приятно.
– Здрась, Василь Вениаминыч! – скороговоркой бросили сзади. – Привет, Аська! – Швабра упала и громко ударилась о край ведра. – Какая ты нескладная, Прелесть! Кто же в шубе полы моет?.. Здорово, Шорох.
Олег обернулся и увидел то, к чему давно уже был готов. Возле антикварного шкафа стоял мужчина его роста и его комплекции, с сигаретой в зубах и с глупенькой улыбочкой на небритом лице. На его собственном, Олега, лице.
– Здорово… – медленно выговорил Олег. – Здорово, Шорох…
Близился к концу третий месяц на базе. Октябрь принес с собой мутное темное небо и бесконечные дожди. Народ, и до этого выходивший на улицу не часто, сидел в корпусе целыми сутками. За половину учебного срока группа сократилась до двадцати человек, зато те, кто удержался, были уж точно людьми не случайными.
На какое-то время ситуация с отчислениями стабилизировалась: в последние две недели из группы не выкинули никого. Оставшиеся курсанты расселились по свободным кубрикам согласно симпатиям, однако до общих комнат все-таки не дошло – «мальчики» и «девочки» по-прежнему жили отдельно. Хотя спали, как правило, вместе.
Друзьями Олег так и не обзавелся, более того – перестал к этому стремиться. На его глазах распалось уже столько компаний, что относительность дружбы на базе стала очевидной. Приклеившийся Иван Иванович Иванов, ходячий фельетон курса, каким-то чудом не вылетел и за три месяца окончательно превратился в Шороховский придаток.
На очередном занятии он сел, как всегда, перед Олегом. На улице моросило уже пятый день, листья с берез обреченно срывались и прилипали к мокрому асфальту. В классе горел свет, и от этого вид за окном казался еще тоскливей.
Невзирая на пакостную погоду, курсанты пребывали в приподнятом настроении. Мужчины побрились, а женщины изобразили на лицах подобие макияжа, некоторые даже нацепили гражданскую одежду, однако большинство явилось все-таки в форме – так было удобней. Сегодня, по слухам, им планировали сообщить что-то безумно секретное.
Инструктор, тоже как будто слегка взволнованный, торопливо вошел в помещение, но на полдороги к кафедре остановился и сунул руки в карманы. В этот раз на нем была простая застиранная хэбэшка с ефрейторскими «сопельками». Некоторые неугомонные курсанты нашили себе погоны старших офицеров – генеральских у Хапина в запасе не было, – и по сравнению с толстыми полковничьими звездами одинокие лычки инструктора выглядели забавно.
– Похоже, у нас утечка информации… – сказал он с иронией.
Все слухи и утечки проникали в группу весьма простым способом: Ася в разговоре с девушками случайно роняла какую-нибудь фразу – этого было достаточно. Старшина Хапин, в отличие от нее, лишнего не болтал, поскольку школьное начальство уже убедилось, что курсантам хватает и одного источника. С «секретной» лекцией все вышло строго по сценарию: Ася намекнула, что опоздавшие пропустят самое главное. В итоге курсанты собрались за полчаса до начала.
– Сегодня обойдемся без демонстраций, – предупредил инструктор. – Побеседуем о вечном. Никто не возражает?
Из двадцати человек пятеро хмыкнули, остальные пожали плечами.
– Время… – молвил он. – По утверждению теоретиков, время имеет начало и конец. Кроме того, оно способно искривляться, сжиматься, вытягиваться, и… на что оно еще способно?.. А, еще в нем бывают петли и дырки. Как на колготках, наверно. Спорить не стану, но сам я дырок не видел… Чего и вам желаю, – раздельно произнес инструктор. – Хорошо. Пусть у него будет и начало, и конец, и что угодно. Но мы точно знаем, что в тысяча девятьсот семидесятом году время, Земля и человечество уже существовали. Мы точно знаем, – повторил он, повысив голос, – что в две тысячи семидесятом году время, Земля и человечество по-прежнему существуют. Все остальное вас почти не касается. Потому что вам хватит работы и на этом отрезке. Сто лет: от семидесятого года двадцатого века до семидесятого – двадцать первого. Зона ответственности нашей Службы.
Кто-то из курсантов чихнул, кто-то подвинул стул, и эти два звука провалились в тишину, как в омут.
– «Нашей» Службы?.. – спросил Иван с ударением. – Значит, есть и другие?..
– За обсуждение данной темы полагается… – инструктор выразительно постучал пальцем по мнемокорректору. – Разница в том, что вам закроют несколько месяцев, а мне несколько лет. Сказав «наша Служба», я всего лишь противопоставил ее другим ведомствам… допустим, налоговой полиции и рыбнадзору. Понятно?..