Дед, передав ловушку Геньке, доставал из кармана табак и набивал трубку. Пока он прикуривал, Генька успевал подмигнуть приятелям. Старик и сам часто подмигивал, но не любил, когда то же самое проделывал кто-нибудь другой во время его рассказа. «Ты что, не веришь? Вру, говоришь? Ах вы, жевжики! Больше ничего вам не расскажу!» — говаривал он в таких случаях.
Но на этот раз дед Брыль, ослепленный вспышкой спички, не заметил в сумерках выражения Генькиного лица. Попыхивая трубкой, он снова заговорил:
— А сколько переловил я бобров в мережи. Поставишь вечером снасть возле их хатки, а утром — бери добычу. Здоровенные, как телята. Около двух пудов. Один хвост фунтов десять. И такой твердый, что хоть гвозди им заколачивай в дубовую колоду. И глаза у этих зверьков совсем как у человека… Когда-нибудь я вам расскажу, как я поймал бобра и что потом случилось… Про бобровые слезы расскажу…
Сумерки сгущались. Ольховые кусты казались теперь крупнее. На пригорке неясно вырисовывались колхозные строения. Окончив работу, гнал в гараж свою полуторатонку Матвей Пыж. Яркие лучи фар на мгновение осветили седую бороду деда, потом скользнули по зеленоватому льду. Старик спохватился:
— Ох вы, жевжики! Заговорился я с вами, а мне ведь время на пост заступать. И ловушка не поставлена. Ну-ка, марш на Высокую гряду…
Подойдя к сараю, Антон Николаевич принялся прилаживать ловушку. Делал это он не спеша. Хлопцы затаив дыхание молчаливо наблюдали за его работой. Старик часто выпрямлялся, оглядывался на ребят и кричал:
— Тише вы! Напугаете зверя, тогда его и силком не загонишь в ловушку.
— Мы не шумим… — шептали в замешательстве хлопцы, — Мы тихо…
— Знаю, какие вы тихони! Может, язык за спиной мне показываете? A-а? Ваше счастье, что темно сейчас!..
Минут через десять ловушка была поставлена. Старик довольно крякнул и побрел в деревню.
Ночью выпала пороша. Генька еще перед занятиями сбегал к сараю. Ловушка оказалась пустой. Но хорьковые следы, как и в прежние дни, снова ясно обозначались на снегу. Эти следы зверька были усеяны яркими капельками крови. Хищник выходил из своей норы на охоту и, наверно, притащил в свое таинственное жилище добычу. Видно было по следам, как он осторожно обошел ловушку и укрылся в подземном убежище под сараем.
Теперь сытый неуловимый зверек спит там в своей норе. Почему этот хорек белый? Генька видел много хорьков, но все они были темной масти. Вчера ребята спрашивали учителя. Учитель объяснил, что бывают белые вороны, куницы. Это альбиносы.
Дед Брыль объяснил это по-своему:
— Вы у меня спросите! Он белый, потому что живет глубоко под землей. Если б и вы в такой темноте и в сырости пожили, так не то что побелели, позеленели бы. Вы, жевжики, всегда у меня спрашивайте, если чего не понимаете…
Генька внимательно присматривался к ловушке, к следам зверька. А ведь ловушку дед поставил слишком далеко от норы! Зачем же хорьку лезть на смерть, если можно обойти…
В это время показался дед Брыль, спешивший к сараю сразу же, как только сменился с поста. Издалека заметив Геньку, он крикнул:
— Ну, по какому месту его прихлопнуло? Я же говорил…
— Его не прихлопнуло, — пряча улыбку, откликнулся Генька.
— Что ты плетешь? Я сейчас сам посмотрю.
— Хорька нету…
— Нет? Как — нет?
Подойдя ближе и осмотрев пустую ловушку, дед беспокойно затоптался на месте.
— Не полез, злодей. Ах, ах… Ну, уж в эту ночь он наверняка угодит. Ты знаешь, чего он натворил? Четырех таких леггорнов колхозных зарезал. Пропади ты пропадом такой зверь! Ну, да теперь ты от меня не уйдешь, подлюга!
Старик, ругаясь, передвинул ловушку к самой норе. Потом присыпал ее снегом, вскинул на плечо берданку и молча пошел домой. Генька побежал в школу.
Два дня хищник не выходил из норы. Объясняли это по-разному. Одни говорили, что он обожрался и издох в своем убежище. Другие утверждали, что, почуяв опасность, зверюга убежал и больше не вернется. Заведующая птицефермой повеселела. Высокомерно расхаживали за проволочной сеткой птичника породистые петухи. Они взлетали на высокие столбы и задиристо орали свое кукареку.
А ночью в птичнике поднялся страшный переполох. Звенели разбитые стекла широких окон. Перепуганные куры шумно летали по двору, бились крыльями о сетку. Казалось, что на ферму напал большой отряд каких-то злодеев и уничтожает там все живое…
В течение всего следующего дня колхозники, зло поглядывая в сторону заброшенного сарая, плотно забивали каждую щель в птичнике. Вся птицеферма была внимательно осмотрена от фундамента до самой крыши. Но на другую ночь хорек все же снова пробрался в птичник и, не подымая шума, натворил много бед.