– Не знала, что лешие любят танцы.
Мирослав чуть отстранил меня от себя и игриво крутанул, снова нахально притягивая к себе. Я даже охнуть не успела, уткнувшись щекой в ткань его одежды.
– Танцы – спонтанный порыв. Мне просто нравится эта песня.
– Ладно, тогда… Не знала, что лешие любят музыку.
– А может, я особенный? Много других леших ты встречала?
– Кто знает. Может, и мне однажды задрало юбку вовсе не из-за ветреной погоды, – хмыкнула я. – Много в Питере вообще… таких, как ты?
– А что, хочешь, чтобы кто-то другой исполнил твоё желание? Нет, здесь я остался один. Ты правильно сказала, лешему не место в городе. Все разъехались по лесам.
– А ты почему тогда здесь остался?
– И что я буду делать в этом лесу? Скучно же! Не те уже времена, вокруг же столько всего интересного! – взглянув на него украдкой, я заметила, что он прикрыл глаза, с явным наслаждением покачиваясь со мной в такт музыке. – Моя мать была человеком. Музыкантом. Она научила меня любить музыку. А ещё петь.
Я вдруг осознала, что отдала бы многое, чтобы услышать его пение.
– Постой, так твоя мать была человеком? Как так?
Мирослав скосил на меня насмешливый взгляд.
– Тебе объяснить?
– Да я не это имею в виду!
Мирослав хохотнул, явно довольный моей реакцией.
– Обычное дело! Леший встречает человека, влюбляется, а потом навсегда покидает четвёртое изменение, чтобы состариться и умереть вместе с любимой. В общем, коварное это дело! Потому и мало нас так осталось, потому и безобразие такое вокруг, некому за природу заступиться. Так и мой отец встретил на одном из квартирников маму. И всё. Теперь я тут за него остался.
– А встретил он её, я так понимаю, в том доме на Гороховой?
Песня закончилась, и музыкант стал ходить вдоль толпы с протянутой шляпой. Мы с Мирославом заметили это только сейчас, и я смущённо отстранилась от него, отступив на шаг. А он вдруг задумчиво осмотрел меня с ног до головы, снял с головы свой венок, перевернул его и снова надел. И вновь притянул меня к себе.
Я снова почувствовала пыльный влажный запах. Да что же это такое, неужели нельзя предупредить?! Возмущённо отскочив от нахала и поправив одежду, я сразу поняла, что мы снова оказались в парадной с Ротондой. Там, откуда мы начинали. Неужели на этом всё?..
– Да, она жила здесь неподалеку, – как ни в чём не бывало продолжил Мирослав и с размаху рухнул на старый пыльный диван, который откуда-то взялся здесь, на верхнем этаже, прямо под куполом Ротонды.
Прогнувшись, он достал из-за спинки надёжно припрятанную гитару. Очень старую, но было видно, что о ней заботятся. Присмотревшись, я заметила на ней размашистую роспись. И мои глаза тут же удивлённо расширились.
– Ого, настоящая? – я протянула руку, чтобы коснуться грифа инструмента, но Мирослав вдруг шлёпнул меня по руке, с игривой ухмылкой отодвигаясь подальше и проведя пальцами по струнам.
– Настоящая. Цоя. Так что не трогай, раритет.
Я обиженно присела на подлокотник, скрестив руки на груди и косясь на парня, который ловко настраивал струны, пытаясь что-то наиграть.
– А сам-то ты почему не ушёл со своими родителями из этого твоего четвёртого измерения?
Мирослав удивлённо вскинул брови, откидываясь на спинку дивана.
– А кто бы тогда твоё желание исполнял, а? Кто бы за порядками следил? Нет уж. Я к вам, к людям, ни ногой.
– И не скучно тебе тут? Одному?
Мирослава мой вопрос ничуть не задел. Снова уверенно проведя пальцами по струнам, он нахально ухмыльнулся.
– Сегодня-то я не один.
А после Ротонду наполнила мелодия. Акустика здесь и правда была что надо. Я даже прикрыла глаза, наслаждаясь. Но всё это до тех пор, пока он не начал петь. Тогда я поняла, что всё это были лишь цветочки. Звук его голоса… Спокойный, чистый, как капля росы. Как тёплый летний ветер. Как шелест листьев, как далёкое пение птиц. Я никогда не слышала подобного, это даже не было похоже на пение. Я не могла ни шевельнуться, ни открыть глаз. Мне хотелось плакать. И смеяться. Это было что-то волшебное.
По щекам всё-таки потекли слёзы. Хорошо, что я ошиблась на его счёт. Уж не знаю, как называется то направление музыки, которое он сейчас исполнил, но я… Что-то всколыхнулось в моей душе. Я бы слушала это бесконечно.
– Это… очень красиво, – хрипло выдавила я, украдкой вытирая слёзы. Я услышала, как Мирослав отставил гитару, но всё ещё не могла на него посмотреть. – Почему ты… не поёшь там, на Невском? Для других? Я бы точно запомнила, если бы когда-то услышала, как ты поёшь.