– Мы с Томашеком взяли на себя смелость два бочонка с груздями прихватить – свеженькие, нынешнего посолу, – решив развеять неловкое молчание, начал пан Владзимеж. – Для нынешнего вечера в самый раз будут. Это ж какая прорвища народу соберется – как есть бедную панночку графиню вчистую объедят! – с деланым сочувствием глядя на Татьяну, объявил он.
Татьяна искренне надеялась, что на лице не отразилось ее чувств. Замечательно будет, ежели пан Владзимеж нечто подобное заявит гостям. Уж с прошлого века не существует королевства Польского, чьи земли были поделены меж Пруссией и империями Австрийской да Российской. Уж скоро лет тридцать, как сии лесистые земли присоединены к тучным наднепрянским губерниям, а подольская шляхта все держит «старовинный» польский гонор. Для соседей семейство присланного из Петербурга полковника так и осталось чужаками да завоевателями, и не слишком жалует окрестная шляхта их поместье визитами. Ежели еще пан Владзимеж попрекнет гоноровых шляхтичей куском – те и вовсе в дом шагу не ступят, навеки исключив молодую графиню из своего общества. Не того ли и добивается любезный гость?
– Благодарствую, пан Владзимеж, однако что ж это вы меня как хозяйку столь низко цените? – пани экономка сочла нужным выказать обиду. – Нешто поместье в запустении? Урожай был преизрядным, и собрали все до зернышка – мало ли я холопов перепорола, чтоб не ленились? Найдется, что на стол подать, а главное, все свое, не казенное! – с гордостью объявила она.
– Особливо дрова, – не сдержавшись, тихо пробормотала Татьяна.
– Панночка графиня шутить изволит? – остро улыбнулась ей экономка. – Разве ж при моем хозяйствовании на стол дрова подают? Или кухаркина стряпня панночке не угодила? – словно с тревогой спросила она. – Так, может, выпороть ее, мерзавку, чтоб шибче работала?
– Никого… не надо… пороть… – с трудом выдавила Татьяна, чувствуя, как от стыда вспыхивают уши. Заигралась! Обрадовалась малой победе и забыла, каким искусством причинять боль обладает эта женщина! Недостойно дочери попрекать умершего отца, но… как он мог назначить сие злобное создание ей опекуншей?
Ежели из-за сказанного Татьяной неосторожного слова бедной кухарке подставлять спину под кнут… Господи, как потом глядеть в глаза доброй толстухе!
– Моя шутка была не слишком удачной. Прошу прощения, Оксана Тарасовна.
– Как угодно панночке графине, – уголки губ экономки печально опустились, изображая обиду, зато глаза горели торжествующим злым огнем. – Я лишь о вашем добре пекусь неустанно.
– Глядите, не перепекитесь, пани экономка, – равнодушно обронил пан Владзимеж. – Вы, чай, не калач.
Томашек глянул на экономку разочарованно – калачей на блюде уж не осталось – и с горя принялся намазывать пышку черничным вареньем.
– А что, любезная панночка графиня, бала-то сегодняшнего ждешь? – не обращая внимания на злобно закушенную губу экономки, спросил пан Владзимеж. – Соскучилась небось по развлечениям? Шутка ли, молодой девице год в трауре ходить: ни тебе катаний, ни тебе гуляний.
– Мне не нужны развлечения. Я предпочла бы сохранять траур по родителям и далее, – опуская голову, тихо прошептала Татьяна. Что он может понимать, грубый, бесчувственный человек! Развлечения были ей нужны раньше, когда родители были с ней, когда были живы! Тогда она могла сердиться на строгость мама́, весьма переборчиво относившейся к получаемым дочерью приглашениям. А сейчас… Ей ничего не нужно. И не хочется ничего. Еще бы и от нее никто ничего не хотел!
– Да-да, – небрежно согласился пан. – Такая трагедия, помним-помним. Вот так живешь и не знаешь, где тебя судьба караулит! Вроде счастье, радость – едет покойный пан граф по пожалованному царем-батюшкой поместью, графине своей заливные луга показывает. А лошадь возьми да и понеси, а коляска возьми да перевернись! И ни счастья больше, ни радости, как говорится: «Где стол был яств, там гроб стоит».
Сынок Тимиш согласно кивнул и переложил на свою тарелку последнюю пышку – словно спешил освободить стол под грядущий гроб. Татьяна даже догадывалась – чей.
– Только живым – жить, панночка графиня. Пора, пора траур снимать! Девица ты пригожая… – пан Владзимеж поглядел на Татьяну с некоторым сомнением, словно на самом деле никогда не задумывался – пригожая она девица или не очень. – Да богатая, – уж в этом пан был несокрушимо уверен. – Батюшка твой покойный немало оставил, с одной саха́рни чистого доходу полтыщи рублёв золотом! – похоже было, что доходы панны графини любезный сосед подсчитал до медной копейки. – Жених тебе надобен, не бабьему короткому уму такое наследство править! Жениха присматривать самое времечко! Там, глядишь, сговор, помолвка, контрактик брачный для верности, – он улыбнулся, словно кот над крынкой сметаны. – Три-четыре года минуют – уж и свадьба. Только с женихом не промахнись, чтоб не вертопрах какой, а юноша серьезный, – пан Владзимеж с намеком покосился на своего Тимиша, со всей серьезность погруженного в тарелку. – А то найдется какой – соловьем разольется, наговорит слов красивых, а как до дела дойдет, так толку с него и нету. А иной, может, говорить и не мастер… – все настоятельней поглядывая на сына, бубнил пан Владзимеж.