Садовников, похожих на моржей, нигде не видно. Но дверь сарая приоткрыта. Они, наверное, внутри. Хорошо. Нам никто не помешает.
Элисон опускается на колени и начинает копать ложкой мягкую землю. Когда ложка ломается, она продолжает рыть пальцами. Получается неглубокая могила. Она кладет в нее гвоздики и засыпает их землей.
Выражение ее лица напоминает небо, полное сгустившихся облаков, которые еще не решили, разойтись им или пролиться дождем.
У меня дрожат ноги. Столько лет женщины в нашем роду считались безумными. Но мы нормальные. Просто мы слышим то, что не слышат другие. Теперь понятно, почему мы обе одинаково услышали слова мухи и гвоздик. Главное – не отвечать насекомым и растениям в присутствии обычных людей, потому что тогда нас назовут сумасшедшими.
Мы не сумасшедшие. Ура.
Но есть проблема. Я чего-то не понимаю. Даже если голоса настоящие, все-таки неясно, почему Элисон непременно хочет одеваться, как Алиса. Почему она щелкает языком. Почему у нее случаются срывы без всякой причины. Ведь именно из-за этого, в первую очередь, она и кажется сумасшедшей. Слишком много вопросов, которые я хочу задать… но откладываю их на потом, потому что главный вопрос один.
– Почему именно наша семья? – спрашиваю я. – Почему все это происходит именно с нами?
Элисон мрачнеет:
– Мы прокляты.
Прокляты? Она что, шутит? Я вспоминаю странный сайт, который обнаружила, когда искала в Интернете бабочку. Нас прокляли какие-то мистические существа, вроде подземцев, о которых я читала? И поэтому моя бабушка попыталась взлететь? Она решила проверить теорию на практике?
– Так, – говорю я, пытаясь поверить в невозможное. Кто я такая, чтобы возражать? Последние шесть лет я болтаю с одуванчиками и муравьиными львами. Лучше уж настоящая магия, чем шизофрения. – Если это проклятие, значит, его можно снять.
– Да, – отвечает Элисон хриплым от горя голосом.
Проносится порыв ветра, и коса хлещет ее по плечам, как плеть.
– И как же? – спрашиваю я. – Почему мы еще этого не сделали?
Глаза Элисон стекленеют. Она погружается в себя – как всегда, когда пугается.
– Элисон! – восклицаю я, наклоняюсь и хватаю ее за плечи.
Она с усилием сосредотачивается.
– Потому что нужно спуститься по кроличьей норе.
Я даже не спрашиваю, реальная это нора или нет.
– Значит, я ее найду. Никто из твоих родственников случайно не может в этом помочь?
Я хватаюсь за соломинку. Британские Лидделлы даже не знают про нас. У одного из сыновей Алисы Лидделл была тайная интрижка с некоей женщиной; потом, во время Первой мировой войны, он отправился на фронт и погиб. Женщина, забеременев, перебралась в Америку, чтобы здесь растить своего незаконного ребенка.
Мальчик вырос, и у него родилась дочь, моя бабушка, Алисия. Мы никогда не общались с нашими британскими родственниками.
– Нет, – резко отвечапт Элисон. – Не впутывай их в это, Элли. Они знают не больше нашего, иначе мы не попали бы в беду.
Решимость, с которой она говорит, кладет конец вопросам, которые вызывает ее таинственное откровение.
– Хорошо. Мы знаем, что кроличья нора находится в Англии, правильно? Есть какая-нибудь карта? Письменные указания? Где мне искать?
– Нигде.
Я вздрагиваю, когда Элисон спускает с моей ноги носок и указывает на родимое пятно чуть повыше вспухшей левой лодыжки. У нее точно такое же на внутренней стороне запястья. Оно похоже на лабиринт из линий. Такие рисуют в детских книжках с головоломками.
– В этой истории скрыто больше, чем вы думаете, – говорит Элисон. – Сокровища укажут тебе путь.
– Сокровища?
Она прижимает свое родимое пятно к моему, и в точке соприкосновения я ощущаю приятное тепло.
– Читай между строк, – шепчет Элисон.
То же самое она недавно сказала про фотографии.
– Не рискуй, Элли. Пообещай, что никуда не впутаешься.
У меня щиплет глаза.
– Но я хочу, чтобы ты вернулась домой…
Она отдергивает руку от моей лодыжки.
– Нет! Я не просто так все это сделала…
Ее голос обрывается. Сидя у моих ног, она кажется такой маленькой и хрупкой.
Мне нестерпимо хочется спросить, что Элисон имеет в виду, но, главное, я просто хочу обнять ее. Я опускаюсь на колени, не обращая внимания на боль, и тянусь к Элисон. Это настоящий рай – чувствовать ее объятия, вдыхать запах шампуня, уткнувшись носом ей в висок…
Однако блаженство быстро заканчивается. Элисон словно коченеет и отталкивает меня. Какое знакомое ощущение: я отвергнута. Но тут же я вспоминаю: папа и медсестра могут вернуться в любую секунду.