В холле на кожаном диване их поджидали двое. – Хозяин и его помощник Александр Петрович Богучаров, ходивший в очень больших начальниках. Чика всегда думал – если уж Богучаров при всей своей власти так прогибается перед Хозяином, то у того, видать, положение и вообще запредельное, почему он и имя свое светить не желает.
– День добрый. Привезли вам бабу обещанную, – сказал Чика, выталкивая библиотекаршу поближе к центру комнаты, на всеобщее обозрение. – И кольцо с нее сняли. Вот. Все как велено.
И вытащил из кармана платок, завязанный узелком. Узелок почему-то был мокрым…
– Ну, господин Чекмарев, это деловой подход, – довольно кивнул Александр Петрович. – Все можете сделать, если захотите…
Но сидевший рядом с ним Хозяин молча и еле заметно шевельнул рукой, и Петрович тут же заткнулся.
– Кого вы привезли? – раздался злобный голос, который исходил, казалось, не из уст Хозяина, а откуда-то из далекого пространства и, отражаясь волной от стен, от пола и даже от потолка, наполнял комнату гулким эхом. – Кого вы привезли, олухи?
– Би-библиотекаршу, – невольно заикаясь, прошептал водила, понимавший, что Хозяин чем-то разгневан, но еще не догадывавшийся, что именно оказалось не так. – Она это, она, мы с фоткой сличали. И кольцо то самое…
Узелок на платке никак не развязывался, и пришлось рвануть его зубами. Старинный перстень по-прежнему лежал в платке, значит все о'кей, задание выполнено. И чего тогда Хозяин глаза пучит и недовольство изображает? Вечно ему все не так, хоть лоб себе разбей, а на все капризы не угодишь!
– Вот, босс, то колечко, что у нее с лапы смылили. – Чика тщательно обтер мокрое кольцо уголком платка и протянул хозяину.
Но тот даже не поднял руки, чтобы взять драгоценную добычу. Вместо этого он уставился на кольцо мрачным взглядом… И тут случилось нечто непонятное! Старинное кольцо вдруг растаяло в пальцах Чики, как пломбир на солнышке, только еще быстрее. Золотая цацка, теряя всякую форму, просочилась между пальцами и растеклась лужицей по ковру, застилавшему пол. Причем лужица была просто водянистой, никаких следов золота в ней не наблюдалось, будто кто-то обычной воды на ковер плеснул…
Чика понял, что у него сносит крышу: мгновенно впитавшись в ворс ковра, исчезнувший перстень оставил единственный след – грязноватое мокрое пятно.
Глядя на ошеломленное лицо Чики, Хозяин усмехнулся, но ухмылка его была недоброй…
И он наконец протянул руку, но не к Чике, потому что взять у парня было больше нечего, кроме мятого и мокрого платка, а к девке, по-прежнему стоявшей на месте с радостной улыбкой тихой дурочки. Из его ладони вылетел сноп искр. (Такие штучки Чика видел только в раннем детстве, когда был он сопливым пацанчиком Вовкой и мамка водила его в заезжий цирк-шапито, где искрами пулялся фокусник в черном цилиндре.)
Искры между тем долетели до девки, и тут произошло нечто уже совсем необъяснимое, похлеще, чем с кольцом. Зловредная библиотекарша на глазах у всех разлетелась на миллион радужных пузырей, медленно закружившихся в воздухе. Парни завороженно глядели на эту фантастическую картину, а пузыри наскакивали друг на друга, касались мебели, ковра, цветов и от этого лопались, орошая все вокруг брызгами…
На лице Хозяина играл какой-то мрачный огонь, а на Александра Петровича было просто страшно смотреть – казалось, он стареет прямо на глазах и его вот-вот хватит кондрашка.
– Во блин, – пробормотал Ника вмиг пересохшими губами. – Это как же так вышло?
– Вон! – заорал босс каким-то жутким, нечеловеческим голосом. – Вон! Немедленно вон!
Чика даже сам не понял, как оказался в машине вместе со своими корешами. Очнулся он лишь на шоссе…
Как только Чика с дружками исчез из дома Хозяина, обстановка там стала стремительно меняться. Просторный холл вместе с модными кожаными диванами, напольными вазами и ковром на полу исчез, а Ремиз с верным Петровичем очутились в пустынном зале старинного замка с темными колоннами, каменными сводами потолка и грубыми плитами пола.
Но, похоже, кроме Хозяина и слуги здесь был еще кто-то – они оба уловили легкое мелодичное посвистывание…
Из-за угловой колонны вышел человек, которого прежде не было заметно, – невысокий, крепко сбитый мужчина с торчащими, как у кота, усиками. Выглядел он несколько странно, даже наряд его представлял собой смешение разных стилей. Темная льняная рубаха со стойкой, похожая на старинную косоворотку, меховой жилет, грубо стачанный из кусков самого разнообразного меха, рваные джинсы с широким кожаным ремнем, за который было всунуто множество холодного оружия, и щегольские ковбойские сапожки со шпорами.
Держался он вполне почтительно, но при этом крайне независимо – редкое и труднодостижимое сочетание.
– Потакаешь ты своим холопам, милостивец, – заметил «меховой жилет» Ремизу. – Распустил, государь батюшка, слуг своих нерадивых, разбаловал. А баловство, оно, знамо дело, хуже, чем воровство. Пользуются, ироды, твоей добротой.
– Истину глаголешь, Соловушко, – согласился Ремиз, переходя на тот же былинно-эпический стиль речи, на котором изъяснялся его гость. – Надо бы слугам-бездельникам острастку задать.
– Не утруждай себя, кормилец, мне им науки всыпать – что раз плюнуть. Ща, свистну ухарям вослед, чтоб в другой раз толковее да расторопнее были.
И Соловушко, набрав полную грудь воздуха, всунул два пальца в рот, изготовившись свистеть. Всеми забытый Александр повалился на пол и как можно плотнее заткнул уши – ему уже доводилось сталкиваться с Соловьем Одихмантьевичем, и он знал, что ничего доброго от его выходок ожидать не приходится.
Ремиз же был крайне мрачен. Мало того что эти молодые ослы завалили все дело, так еще и Соловей пожаловал в самый неподходящий момент, как раз чтобы полюбоваться на фиаско мессира Реми. На официальном языке протокола (Ремиз все-таки не зря столько лет прослужил в НКВД-КГБ!) это называется «несанкционированный допуск посторонних лиц к секретной информации».
А что поделаешь – мессир Реми в России, как ни крути, чужак, хоть и прижился, а Соловей-разбойник играет на своем поле. Он тут издревле по проезжим дорогам грабежами промышлял. И теперь еще иной раз за старое примется и давай на безлюдных участках шоссе дальнобойщиков бомбить. Не столько для поживы, сколько ради поддержания квалификации.
И все же отвратительная манера – являться в гости, когда не зовут, и наводить порядки в чужом доме… Ремиз и сам прекрасно справляется с вопросами поощрения и наказания своих слуг, и услуги в этом деле ему не требуются, тем более от Соловья.
Он не успел завершить своих размышлений, как содрогнулся от богатырского присвиста – Соловей демонстрировал собственное мастерство. На его кошачьей физиономии явно читалось превосходство, словно он спрашивал Ремиза: «Ну, басурманин, а тебе так слабо? Кишка, поди, тонка будет!»
Что ж, теперь Ремиз из соображений престижа просто вынужден самолично заняться молодой ведьмой. Положение обязывает – ноблес оближ, как говорили когда-то на его исторической родине. Нельзя же выставить себя слабаком в глазах Соловья!
Очнулся Чика лишь на шоссе, когда джип со скоростью километров в сто десять шел к Москве. Конечно, для хорошей машины это не скорость, но водителю все же надо иметь ясную голову, если идешь на ста десяти… А ясной головы у Чики не было.
Непонятные дела, происходившие в доме шефа, сломали весь фарт и привели Чикины мозги в состояние полнейшего сумбура. И еще сильный ветер, прямо-таки ураган дул на асфальтовую полосу дороги, поднимая кучи разнообразного мусора, закручивая их в маленькие смерчи и швыряя на стекла машины, затрудняя обзор. Водительское мастерство Чики теряло свою привычную шлифованную виртуозность, и чувствовал он сейчас себя за рулем последним чайником.