— Нет, нет, не делай этого! — кричу, что есть мочи, а картинка пропадает. Отчаянно гребу к берегу, который не приближается, а рядом усмехается серена… Вызывая ещё большую злость и жажду выползти на берег. Лишь бы успеть! Я должна! Но всё без толку! Закрываю ладонью глаза, восстанавливаю сбившееся дыхание.
— Сдаёшься? — певуче улыбается Хранительница, а ко мне приходит понимание, как можно добраться до суши быстрее. Это место пропускает лишь Хранительницу туда, куда она захочет. Возможно, что раньше Хранительницы должны были проводить фениксов до суши, потому что больше не вижу никакой возможности, чтобы попасть на сушу.
— Почему ты радуешься моему провалу?
— Мне скучно! — широко улыбается она и подплывает ближе, — Я давно никого не видела… Ты бы выдержала в одиночестве столько лет? А тут такая возможность повеселиться!
— За столько лет, могла бы попытаться разобраться, почему фениксы к тебе больше не приходят! — она подплыла ещё ближе… Действую молниеносно, поскольку серены крайне прозорливые существа: выпускаю огненные лианы, которые ловят сирену. Раздался визг, от которого кровь носом пошла, но терплю, удерживаю её на поводке.
— Не дёргайся, огонь для вас очень болезненней, чем другая магия, но в моих силах сделать так, чтобы ожогов было поменьше. Если согласна, кивни. Хорошо, ты не бойся, отпущу тебя, но сначала ты отвезёшь меня на сушу и скажешь заклинание обряда воскрешения.
Как и думала, хранительница, вместе со мной через мгновение уже была на суше.
— Говори заклинание, потом отпущу. И если скажешь неправильное — сожгу дотла.
— Гомрэ вольмайерэ оп рэнэ, сомрэ охрами аль — войе*.
Повторяю слова заклинания, а сама думаю лишь об одном — успеть. Огненный вихрь, возникший вокруг меня ударной волной оттолкнул хранительницу назад, в воду, а как только он сошёл — увидела разрушенную потайную комнату, в которой целой оставался лишь один артефакт. Обращаюсь в феникса и лечу туда, где сейчас Аррленд. Безошибочно угадываю его месторасположение. Просто чувствую его как саму себя и от этого становится радостно — впервые за это время он не закрыт от меня за семью печатями.
" Аррленд, я здесь!" — мысленно пытаюсь пробиться сквозь его отчаяние, вижу как он собирает крылья и летит вниз. Нет! Нет! Нет! Развиваю скорость, пытаясь успеть, отчего взмахи крыльев кажутся практически незаметными для тех, кто видел мой полёт. Наконец-то Аррленд услышал мой крик, которым отчаянно пыталась образумить его, но продолжает терять высоту.
— Беррам охрами, шейрам* — кричу внезапно забытую фразу, которая наконец-то привлекает его внимание и он расправляет крылья, направляется навстречу ко мне…
— Беррам охрам, райяа* — получаю ответ от Аррленда, заставивший всю мою суть ликовать.
Теперь точно всё будет хорошо, главное — он рядом!
После возвращения в замок Аррленд не отпускал меня из поля зрения ни на секунду: если не пытался накормить и держать за руку, то просто прожигал взглядом, а эмоции, что бурлили в нём, накрывали меня словно цунами. Теперь он не спешит отгородиться от меня… Не представляю, что стоит ему сдерживаться и раздавать при этом обдуманные приказы.
— Не жалеешь ни меня, ни Аррленда, — сорп появился, как всегда, неожиданно. — Зачем разорвала связь со мной?
— Прости, Амрэй, но в последнее время ты был не моим фамильяром, а выполнял приказы Аррленда. Да и к тому же, думала, что умру.
— Обиделась? Зря! Я же говорил, что буду тебя защищать… Любой ценой и даже от самой себя. Только ты умеешь находить проблемы, находясь в четырёх стенах под защитой…
— Ты знаешь, может оно и к лучшему. Теперь не будешь метаться между защитой меня и Короля…
— Не уверен в этом, скорее наоборот, — к нам подошёл Аррленд и сорп замолчал.
— Секретничаете? Амрэй, оставь нас! — в его руках повис мамин кулон, — Арлея, это кажется твоё?
— Матушкино, спасибо, — принимаю у него из рук украшение, отчего наши руки соприкасаются и по телу проходит жаркая волна от его близости, а на щеках появляется румянец.
— В допросной находится барон Оффрейский, мне казалось важным, чтоб ты это знала, — Аррленд хмурится сообщая мне об этом, при этом оставаясь внутренне спокойным. Он переживает, что буду защищать отчима? Или есть то, чего не ещё знаю?
— Он замешан? — отчего-то не была сильно удивлена. Если Фредж был наполовину гнилым, то Бертрард Оффрейский был самым чёрным человеком, который отравлял жизнь окружающим. — Можно с тобой?
— Можно… Только будь осторожна. Я не переживу… — утыкаюсь носом в его грудь, невзирая на любопытные взгляды окружающих нас существ. В этот момент мне всё равно, что проявление чувств на публике считается проявлением слабости.