— А почему ты выбрала такой печально нелепый выход из положения? Логичнее было бы порадоваться, что ты получила важный и полезный жизненный урок. Осмыслила свои ошибки и в будущем их уже не совершишь, тем самым построив свою дальнейшую жизнь более правильно и гармонично. Ты такая красивая, умная, смелая, а теперь ещё и более опытная, у тебя всё впереди, и всё в твоих руках.
— Эх, Еваниэль, это ты красивая, умная, смелая. А я, может быть и красивая, может быть и смелая, но не умная, — горько возразила я, вытирая ладонями слезы. — Тебе, вообще, не повезло с дочерьми. Каждая из нас с дефектом. Вот и Алинаэль — и красивая, и умная, но не смелая.
Еваниэль в ответ весело засмеялась:
— Не могу с тобой согласиться. Дочери у меня самые лучшие, каких только можно пожелать. Просто, вы ещё не выросли, и пока, временами, просматривается не ум, а начитанность, как у Алинаэли, не смелость, а авантюризм, как у тебя. Но я уверена, у вас всё впереди. Каждая из вас будет достойнейшей из достойных. Поверь мне, ты ещё встретишь своего мужчину, настоящую любовь, и будешь счастлива. А сейчас, собирай-ка свои вещи, и пойдём домой. Эдмунизэль нас уже, наверное, заждался у порога.
— Я не могу… мне стыдно. Что обо мне подумают и будут говорить окружающие? И по-поводу моего скоротечного замужества, и по-поводу траурного флага на крыше? Я приобрету славу демонстративной, истеричной дуры.
— Об этом можешь не беспокоиться, Эдмунизэль снял твой флаг через пять минут после того, как ты его вывесила. Так что, никто его не видел.
От удивления я широко раскрыла глаза:
— Как же он об этом узнал? И почему тогда ты сразу не пришла ко мне?
— Я знала, что у тебя не всё в порядке, и хотела поговорить с тобой. Пришла повидаться, сразу же, после ухода Лазарэля в Дозор. Ты не вышла ко мне на сигнал посетителя, и я забеспокоилась, чувствуя, что ты-то в доме. Позвала Эдмунизэля. Когда мы с ним, уже вдвоем, подошли к твоему дому, то увидели, как ты выбралась на крышу с белым флагом. А сразу я к тебе не зашла, чтобы дать тебе время осмыслить происходящее. Я даже надеялась, что ты и сама, к исходу ночи, решишь снять флаг. Да вот, не утерпела, пришла раньше.
— Еваниэль, спасибо тебе за деликатность, доброту и понимание, но я, и в самом деле, не хочу жить. У меня это не получается так, как мечталось. А по-другому я не согласна, — не смогла я удержать хладнокровное выражение на лице, и не справилась со скорбной гримасой, думая о том, как это всё-таки печально, что жизнь потеряла для меня ценность, ещё толком не начавшись, когда я даже совершеннолетия не достигла.
— Ивануэль, давай поговорим об этом дома, в родных стенах, после того как ты попьёшь, поешь, поспишь и восстановишь резерв Силы. Ладно?
После этих слов в животе у меня предательски заурчало, и я с грустью подумала, что тело моё, в отличие от души, умирать явно не хочет.
— Ладно, — согласилась я, с тяжелым вздохом.
В конце концов, и правда, я могу подумать обо всём, ещё раз, завтра, в своей родной комнате. И окончательно решить, что же мне делать.
Я встала с дивана, пошатываясь от слабости. Заколола мокрые от слёз, волосы. Начала собирать свои вещи, принесённые ещё из родительского дома, твёрдо решив, что не возьму ничего из подаренного Лазарэлем. Но двигалась я так медленно и неуклюже, что Еваниэль была вынуждена включиться в этот процесс.
Когда четыре больших сумки были собраны, Еваниэль пошла за Эдмунизэлем. Опять всё сжалось у меня в груди от тревоги, перед встречей с отцом. Что я ему скажу? Наверное, чувство стыда и вины будут теперь всегда со мной.
Но говорить, к моему облегчению, ничего не пришлось. Эдмунизэль подошёл ко мне, обнял, прижал к груди, погладил по спине. Поцеловал в макушку, ни слова не сказав и не спросив, отпустил меня. Подхватил две сумки и, так же молча, двинулся к выходу. Мы с Евануэль, тоже, взяли по сумке, и пошли за ним. Около двери я на секундочку задержалась. Сняв с руки брачный браслет, аккуратно положила его на полочку.
Была ещё ночь. Темно. Только звёзды мерцают в небе, даря свой слабый свет. Хорошо, что идти недалеко. Может быть, нас никто не увидит, избавив меня от дополнительного стыда.
Когда пришли домой, Алинаэль, которая в отличие от Александрэля, жила с родителями, не вышла из своей комнаты, видимо ментально ощущая, что я не готова сейчас к встрече и каким-либо разговорам. И я была благодарна ей за эту деликатность. Сейчас, мне никого не хотелось видеть. А завтра, я наберусь мужества и поговорю с ней, рассказав о своей глупости и своих невзгодах.
Еваниэль заставила меня поесть, хоть еда казалась мне безвкусной, и выпить целый кувшин укрепляющего и успокаивающего отвара, а затем отправила спать.